Nevermore
Шрифт:
Хотя за весь день я не съел ни крошки, ни малейших признаков голода я не ощущал. И, несмотря на физическое изнеможение, не имел желания отправиться в спальню — перенапряженные нервы довели меня до той кульминациивозбуждения, при которой сон становится невозможным. Вот почему, погасив масляный светильник на кухне, я перешел к себе в кабинет.
Множество газет, которые мы перевезли сюда из жилища Монтагю, было свалено в беспорядке на полу моего кабинета. Прихватив большую стопку издания, я перенес ее на рабочий стол, уселся в кресло и начал читать. Вскоре это занятие поглотило меня целиком, я жадно глотал отчеты о давних театральных постановках. Я прочел об удачном выступлении миссис Бродхерст в роли Констанс Макинтош в очаровательной комедии Камберленда «У каждого свои недостатки». О новаторской интерпретации заглавной роли в «Густаве Вазе» Гилмора, предложенной Клифтоном Тейлором. О несколько разочаровавшем публику дебюте Эдуарда Синклера Тарра в «Сплетнике» Уигнелла [74]
74
Ричард Камберленд (1732–1811) — английский драматург. Томас Унгнелл — американский актер английского происхождения (начало XIX в.). Драма «Густав Ваза» — первая пьеса, написанная американским колонистом (Б. Колменом), поставлена в 1690 г. студентами Гарварда.
И лишь когда небосвод за моим не задрапированным шторами окном начал окрашиваться первыми, нестойкими красками утра, с опухшими веками и громко бьющимся сердцем я поднялся из-за стола, сжимая в трепещущих руках выпуск «Балтиморского ежедневника» от 1809 года — номер, в котором я только что обнаружил роковое слово «NEVERMORE».
ГЛАВА 28
Двадцать четыре года тому назад, почти что день в день, в субботу 3 мая 1810 года, труппа странствующих служителей Мельпомены гастролировала на сцене нового театра на Ист-Балтимор-стрит. Постоянно труппа выступала в Бостоне, однако в начале апреля, когда театральный сезон в этом городе заканчивался, скудные финансовые ресурсы, этот бич творческой профессии, понуждали актеров отправлять в турне на юг.
Спектакль, показанный в тот вечер (вечер, который поначалу ничем не выделялся из чреды дней, но обнаружил со временем последствия, которые нельзя назвать иначе как глобальными), представлял собой некогда популярный, а ныне забытый фарс под названием «Себастьян Барнуэлл, или Наглый жених». В главной женской роли, очаровательной молодой аристократки леди Амелии, руки которой добивается множество претендентов, включая герцога Корнуолла, выступала талантливая и заслуженно любимая публикой актриса Элиза По, которая всего за четыре месяца до того стала драгоценным сосудом и орудием моего появления на свет.
Во второстепенной, хотя и не вовсе лишенной значения роли придворного Белмора, служившего посредником герцога, значился человек, которого я вынужден, к своему великому прискорбию, называть своим отцом: тщеславный, суетный и совершенно бездарный актер Дэвид По-младший.
Эти факты были мне известны из обзоров, только что вычитанных за долгие ночные часы прилежного и трудолюбивого чтения старых газет из собрания Александра Монтагю. Но эта рецензия, напечатанная в понедельник после спектакля, содержала подробное описание не только самой постановки, по и реакции публики на нее.
Появление на сцене моей матери приветствовали с тем бурным, безбрежнымэнтузиазмом, который неизменно вызывала у зрителей ее игра. На редкость мимолетноепоявление моего отца также произвело характерное впечатление на публику, однако для него «характерное впечатление» означало не восторг, а диаметрально противоположное ему чувство — яростное излияние самых красноречивых и искренних выражений презренияк его профессиональной беспомощности. Я привожу обширную выдержку из этой рецензии, и, пробежав глазами этот пассаж, читатель сразу же поймет, почему, обнаружив этот документ, я вскочил с кресла, охваченный водоворотомизумления, волнения и ужаса. Вот что писал Монтагю:
Следует признать, что в то время, как миссис По исполняла роль Амелии с присущими ей изяществом и убедительностью, весьма краткое выступление ее супруга в роли придворного фата на службе герцога терзало и зрение, и слух публики.
Помимо внешних недостатков — плоского лица и крайне субтильного тела — мистер По чрезвычайно подвержен нервическим припадкам, от которых порой страдают и наиболее опытные актеры, но в егослучае этот недуг оказывает столь тяжкое воздействие, что напрочь лишает несчастного дара речи и возможности передвигаться.
В субботу вечером роль мистера По в пьесе сводилась к одной-единственной реплике. Герцог Корнуолл, получив отказ от прекрасной Амелии, посылает к ней своего приближенного Белмора (мистера По) со словами: «Мой лорд, услышав „нет“ в ответ, не будет счастлив вовек — Nevermore!»
Эта речь состояла из десятка простых и употребительных слов, за исключением лишь поэтического «Nevermore», однако злосчастный мистер По ухитрился произнести ее, заикаясь и спотыкаясьдо такой степени, что слова едва ли могли быть поняты зрителями, среди которых находились выдающиеся граждане нашего города: мистер Сэмюэл Ашер, мистер и миссис Джуниус Макриди, миссис Джозайя Никодемус и другие. Безнадежные попытки выдавить из себя многосложное «Nevermore» выглядели бы поистине комическими, если бы
По окончании спектакля публика вознаградила миссис По громкой, продолжительной и, несомненно, заслуженной овацией, но мистеру По не досталось ничего, кроме оглушительного грома оскорблений, свиста и топота. «Не возвращайся в Балтимор вовек — Nevermore!» — крикнул ему один возмущенный завсегдатай театра. Издевательский клич «Nevermore» эхом прокатился по залу.
С этим суровым, но справедливым приговором солидарен и автор. Миссис По мы всегда рады будем приветствовать на театральных подмостках нашего города, но что касается ее супруга, мы будем ему крайне благодарны, если не увидим больше его выступлений вовек — nevermore!
Трясясь всем телом, я снова рухнул в кресло, и поток смятенных мыслей заклубился в моем сознании. Не могу с точностью сказать, сколько времени я просидел в бездействии за своим письменным столом. В мозгу царил хаос, бунт, безумное смешение стихий. Да, мне удалось раздобыть один из ключей к разгадке, но тайна в целом оставалась столь же непостижимой — столь же ускользающей, — как и прежде.
Не оставалось сомнений относительно главного вывода: чудовищная цепочка убийств каким-то образом связана с давними театральными событиями, в которые были вовлечены и члены моей собственной семьи. Но другой не менее существенный вывод оказался ошибочным: отвратительные убийства не имели никакого отношения к моей матери,как я было предположил. Из приведенной мной рецензии явственно следовало, что они каким-то образом связаны с тягостным публичным унижением, пережитым — почти четверть века тому назад! — моим отцом.
Об этом жалком создании я почти не располагал сведениями. Если когда-либо я испытывал такого рода интерес, он давно был уничтожен завладевшим мною разочарованием, безграничным презрением к человеку, лишенному чести и самоуважения до такой степени, что он мог бросить юную супругу и детей сражаться в одиночестве против жестокого света. Немногие известные мне факты сводились к следующему:
Дэвид По-младший, унаследовавший имя знаменитого героя, столь славно послужившего отечеству в пору Революции, в юности учился на юриста, но и в пору учебы его преследовала мечта сделаться актером, и это желание обострилось до крайности, когда в возрасте двадцати пяти лет он побывал на представлении популярной в то время комедии Ричарда Гилмора «Девушка с ярмарки» и был покорен чарами мисс Элизабет Арнолд, исполнявшей главную роль. На следующий год он оставил учебу, решившись следовать своему актерскую призванию. Сильный мелодический голос, изящное телосложение и пламенное честолюбие, казалось бы, делали сего молодого человека как нельзя более пригодным для сцены. К несчастью, он также был подвержен приступам парализующего страха, которые зачастую настигали его в разгар представления.
В надежде, что со временем эта проблема рассеется сама собой, он присоединился к «Труппе Виргинии» и успел выступить во многих третьестепенных ролях: Фальеро в «Абелиноре, или Великом Бандите»; Аллана из лощины в «Робин Гуде», Гарри Грома в «Таинственной сказке», Юного Вудленда в «Дешевизне» и так далее. К 1805 году он был женат на актрисе из той же труппы, на вышеупомянутой мисс Арнолд, моей будущей матери. Несколько лет молодая пара выступала совместно в бесчисленных спектаклях, однако в то время, как любовь публики к его прекрасной юной супруге с каждым сезоном возрастала, репутация самого По неизменно шла на убыль, пока он не превратился в посмешище. Coup de grace [75] его карьере был нанесен в тот роковой вечер, отзыв о котором я только что прочел. Вскоре, в июле 1810 года, он внезапно исчез, и родные не знали, где его искать.
75
Последний удар (фр.).
К этим скудным фактам сводились все мои сведения. Что дальше сталось с ним, где он укрылся, как зарабатывал на пропитание, жив ли он еще или умер — все это принадлежало сфере умозрительных спекуляций. Но теперь, спустя два с лишним десятилетия после бегства, призрак моего жестокого и жалкогоотца вновь вернулся терзать мою жизнь.
Казалось очевидным: «NEVERMORE», выведенное кровавыми буквами на месте каждого убийства, намекает на унижения, пережитые отцом в тот давний вечер. Но кто же в таком случае виновник этих страшных злодеяний? Неужели он сам — жив и спустя столько лет возвратился отомстить уцелевшим свидетелям его позора? Хотя подобный вывод нельзя было отвергнуть с порога (будь он еще жив, моему отцу сравнялось бы пятьдесят семь лет, и физически он был бы еще способен учинить подобные бедствия), но как включить в эту теорию зловещую женскую фигуру, неоднократно мерещившуюся мне?