Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 1
Шрифт:
– А-а!
– После твоего ухода она взяла меня обратно.
– О-о!
– Чувствовала себя слишком одиноко.
– Гм...
Фанфан не знал, что сказать. Не мог понять, что означает тон Фаншетты и то, как на него украдкой поглядывала, - то ли упрек, то ли сочувствие. Ну а спросить-то он, конечно, не отважился.
– Потом, когда я её тоже покинула, решила, что дом для неё слишком велик... и пуст... и тот квартал слишком... ну, ей там разонравилось!
– Ага, - протянул Фанфан, чувствуя себя ужасно виноватым. Ему хотелось плакать, настолько благородна была его душа и столько было выпито шампанского.
– "Бедняжка Элеонора!" - подумал он.
И не желая больше обсуждать Элеонору, сменил предмет разговора в тот самый миг, когда Фаншетта уже собралась сообщить ему, что стало с её матерью. (Черт возьми! И мы по-прежнему не знаем, где Элеонора и что там делает!).
– А ты вышла замуж!
– воскликнул он.
– Мсье де ля Турнере - человек очень добрый, - сказала Фаншетта. Пришел он к маме за панталонами в подарок своей метрессе. Он обожает кружевные панталоны. И познакомился со мной. С метрессой распрощался и женился на мне.
– Так сразу?
– Прежде раз десять приходил за панталонами. Потом я их нашла среди его свадебных подарков!
– Я рад, - сказал Фанфан, и голос его вдруг сорвался, словно отказался повиноваться его язык.
– Панталоны всегда пригодятся!
Лицо Фаншетты словно затянуло каким-то туманом. Фанфану показалось, что она уж слишком пристально его разглядывает. И что-то говорит? Нет, это просто булькает шампанское в бутылке. Так что Фаншетта говорит? Вот что:
– Ты никогда не напивался пьяным?
Фанфан ещё сумел ответить:
– Нет!
На что Фаншетта заявила:
– Зато теперь ты напьешься!
Или Фанфану этот разговор только почудился? Во всяком случае, встав, Фанфан спьяну перепутал все на свете и важно заявил:
– Я лучше дверь запру на ночь, Элеонора!
И не сказала ли Фаншетта вдруг:
– Напишем маме, та будет так рада, что скажешь, Фанфан?
Потом, неясно улыбаясь, проследила, как он тяжелым шагом удалился невесть куда. И поднялась, совсем без спешки, лишь услышав, как в соседней комнате Фанфан, свалив стул, и сам рухнул на пол..
3.
Через несколько недель мадам Элеонора Колиньон из магазина Лабилля "Ля Туалет" на рю де Неф-Ле-Пти-Шамп (черт, мы наконец-то знаем, где она живет и чем занимается) - получила письмо, отправленное из Нанта Фаншеттой.
Итак, Элеонора Колиньон продала свое дело и заняла место первой продавщицы в этом элегантном магазине, где за несколько лет до этого Фанфан в миг славы спас мадам Дюбарри и уничтожил мерзкого Пастенака. Насколько нам известно, об этих удивительных событиях Элеоноре Колиньон узнать не суждено. Ведь мы с Фанфаном вместе покинули Элеонору в печали и тоске, так что она собралась даже заняться благотворительностью и упиваться одиночеством и покорностью Господней воле. Но вот уже шесть месяцев, как все переменилось: Элеонора счастлива, у неё есть поклонник - шевалье Артаньян, гвардеец и наездник хоть куда - особенно на ней. Фаншетта хорошо об этом знает, поэтому письмо шлет отнюдь не удрученной женщине и не боится причинить ей боль - их с матерью вражда в далеком прошлом!
"Милая моя мамочка!
Должна Вам сообщить кое-что интересное. Случилось это несколько недель назад, но не могла Вам сообщить об этом раньше - пришлось ухаживать за Турнере, - он простудился на маневрах, пришлось лечить горчичниками. Порою я боюсь, что будет дальше - так и вижу его чахоточным импотентом! И говорю себе, что сделала ошибку, выйдя за такого старика. Ему ведь тридцать восемь, это даже страшно подумать, поэтому я стараюсь и не вспоминать.
Но я пишу совсем не для того, чтобы рассказывать о муже. Знаете кого я встретила одним октябрьским утром, катаясь в том маленьком экипаже, что подарил мне Турнере? Фанфана! Он уже большой! Ему тринадцать - о Боже, как летит время! Только что он вышел из тюрьмы, куда угодил за убийство коровы. Одет был - никогда не догадаетесь! Настоящее огородное пугало! Ах, мама, я совершила нечто ужасное, но каждый раз как вспомню это, не могу удержаться от смеха!
Прежде всего должна Вам сообщить, что этот бродяга меня пытался изнасиловать! Но он силен! Какие крепкие мышцы! И повсюду! Он заявил мне, что всегда был ужасно несчастен из-за того, что не довел тогда до конца то, чему ты помешала своим несвоевременным приходом. Да, уж настоять на своем он умеет! И с какой яростью! Он так швырнул меня на постель, что я едва не оказалась с матрацем вместе на полу! И до сих пор я вся в синяках, так что пришлось сказать Турнере, что упала с лестницы! Замечу, странное было падение, - синяки у меня повсюду, особенно на шее! Можете представить, какая была схватка! И как теперь ревнует Турнере, не можете представить!
Так вот, я как могла оборонялась, но держалась по-приятельски, и совершила жуткую вещь: напоила Фанфана до потери сознания, так что не знал, где он и что с ним. Понадобилось на это целых три бутылки шампанского! И вот, когда он был уже готов, я и придумала, что нужно написать Вам письмо, только вот подписать дала ему не столь невинное послание, а заявление, что он добровольно вступает в армию! (Контракт нашла я в бумагах Турнере).
И на рассвете, погрузив нашего юного друга в коляску, я отвезла его так и не пришедшего в себя - в лагерь полка "Ройял Берри", где как раз шел набор рекрутов. Там заявила, что нашла парня на улице, не знала, что с ним, и, поискав, нашла какие-то бумаги - контракт и "королевские деньги" (это, мамочка, аванс, который получают рекруты, когда подпишут контракт - ну, разумеется, Фанфану сунула в карман их я сама). Сержант, который нес службу, ничему не удивился - с утра к нему доставили уже четвертого рекрута в таком состоянии. Все добровольцы упиваются в стельку, как только дорвутся до денег. Как понимаете, я позаботилась изъять из суммы аванса такую часть, на которую можно вдрызг упиться обычным вином. Не знаю, как себя наш бедненький чувствовал, когда проснулся. Боюсь, что был изрядно удивлен! Поэтому боялась, как бы он не совершил какую-нибудь глупость, - вы знаете, как он вспыльчив и горяч, - и чтобы не пришел ко мне с упреками, что я такого натворила, и чтобы ещё раз меня не изнасиловал. Но ничего не случилось. Вчера утром полк "Ройял Берри" промаршировал под моими окнами, отправляясь в Бордо. Фанфан шел в строю одной из рот, в белой форме с красными манжетами и воротником, ему так шло! А на голове была треуголка такой прелестный солдатик! Бил в барабан, слишком большой для него, но ангелочек наш казался совершенно спокоен. И, проходя под моим окном, не повернул головы, только схватил вдруг палочки в одну руку, а другой сорвал свою треуголку - не сомневаюсь, чтоб мне дать понять - он все знает!
Ах, оказался бы он под командой Турнере! Тот мог бы хоть смягчить для него суровый армейский распорядок (правда, мне пришлось бы опасаться, как бы этот маленький дьявол где-нибудь в Бордо меня опять не изнасиловал!)
Но Турнере по его рапорту, поданному ещё год назад, перевели в Гвардию, и таким образом мне суждено ещё раз потерять Фанфана из виду ведь он сейчас шагает в Бордо, а мы на днях переезжаем в Лилль.
Ах, мамочка, что Вы думаете о своей любящей дочери? Наверно, какая я коварная. Это верно... Но, мама, разве не его вина, что Вы меня отдали в монастырь? Я отомстила! Конечно, это не похвально, но... Но отомстила я и за вас, мамочка, за те огорчения, которые он Вам доставил!
Целую Вас крепко, милая мамочка, и заверяю, что остаюсь Вашей преданной дочерью.
Фаншетта."
* * *
В Бордо в 1771 году никаких казарм и в помине не было, - их и во всей Франции можно было по пальцам пересчитать, - хотя ещё сто лет назад Людовик XIV повелел построить для войск нужное число зданий, многие из них не были построены даже к началу революции.
Солдаты обычно расквартировывали на постой к местным обывателям. Так что Фанфан первый год своей вынужденной армейской службы - до октября 1772 - жил в маленькой комнатке на втором этаже дома нотариуса Молеона на рю Кассет. Делил он это скромное жилище с канониром по прозвищу Сквернослов. Было тому лет сорок, и он как правило, молчал, когда не ругался, и ругался, когда не молчал. У него явно были какие-то проблемы, но Фанфан, которому было на него наплевать, никогда так и не узнал, какие. Главным же недостатком Сквернослова было то, что смердела не только его речь, но и ноги. Армия, конечно не курорт, но Фанфан предпочитал договориться с сержантом-квартирьером Анунцидо и за приличную сумму перебрался с рю Кассет в тупик Ретиро в полуразрушенные конюшни, где ему сосед - крестьянин тоже за приличную сумму каждые две недели менял солому, на которой он спал. За прожитых там восемь месяцев - то есть до июня 1773 - он весь пропах соломой и лошадьми. Потом, однажды вечером, когда он весь разбитый возвращался с учений, узрел над Ретиро огромное зарево - то горела его конюшня!