Невеста Черного Медведя
Шрифт:
Но я и без помощи средневекового врача довольно быстро поднялась на ноги. Когда царапины от волчьих когтей и раны от укуса на правой руке основательно затянулись, мы с Оливером решили отправиться домой. Прощаясь с четой Маллет, у меня было ощущение, что их дочерью была не первая супруга Оливера, а я. Пока леди Грейс говорила моему мужу, чтобы он не позволял мне в ближайшее время заниматься хозяйством, сэр Гарольт помогал мне устраиваться в карете. Подошел ко мне попрощаться и Лайнел:
– Леди Хэдли, у меня не было случая выразить Вам свое уважение и восхищение. Таких женщин, как Вы, трудно найти в наше время,
Много ли женщине надо? Я сняла перчатку из оленьей кожи и подала правую руку Лайнелу, так как левая висела на перевязи. Меньше года назад другая моя рука находилась в таком же состоянии. Оруженосец шерифа вежливо коснулся губами моих пальцев, и в этот момент я взглянула на мужа в надежде, что он это видит.
– Я должен Вам сказать, - заулыбался сэр Гарольт, - это лучший комплимент, который произносил Лайнел. Он, вообще, у меня немногословен. Однако я присоединяюсь к словам моего оруженосца особенно относительно Вашей храбрости.
– У Вас, леди Хэдли, непременно родятся смелые дети, - добавил Лайнел и почтительно откланялся мне.
Мы распрощались с гостеприимными хозяевами и поехали в Берзхилл. Оливер, как обычно, ехал верхом на своем коне, тем самым, давая мне одной побыть в карете. А я думала о том, как старит женщину Средневековье! Я ведь здесь не прожила еще и года…
Я не могла без слез смотреть на свою правую руку – мало того, что на ней уже был шрам, оставленный цыганенком, теперь к нему прибавились и следы от зубов хищника. Правда Оливер говорил, что через несколько лет их почти не будет видно, и, что мне повезло, так как укус был не самым сильным.
Вечером я уже рассказывала экономке Джейн историю моих ран, на что она ответила:
– Не волнуйтесь так, леди. В наших краях не принято обнажать руки, давайте пересмотрим все Ваши платья, ведь ни одного нет с короткими рукавами, даже нательные рубахи закрывают руки до самых пальцев. А про царапины на груди и думать не стоит. Года три назад меня сильно покусала собака, так следы сейчас почти и не видны. Вот и Ваши царапины тоже станут белесыми, с пяти шагов не разглядите, поверьте мне, леди Элизабет.
И Джейн сделала мне лечебную мазь по рецепту своей бабки. Мазей теперь у меня был целый арсенал, и всеми ими я пользовалась, желая, чтобы раны зажили быстрее. Время шло, я постепенно возвращалась к своему быту, все чаще используя раненную руку.
– Леди Элизабет, - как-то стеснительно спросила у меня Джейн, - а как там шериф Маллет?
– Он в добром здравии, весел, как обычно. Знаешь, Дженни, я, пожалуй, понимаю твои чувства к виконту, твое сердце знало, кого выбирало.
– Ох, леди, не говорите так, - вздохнула экономка, - я как девчонкой увидела нашего соседа, так и до сих пор не понять, чего жду… а, ладно.
В кухню к нам зашел мой муж:
– О чем, пташки, щебечете?
– поцеловал меня в лоб, и предупредил, что на несколько дней отправляется в город с Джеком и небольшим отрядом.
Джейн начала рассказывать барону, что привезти из города для пополнения запасов, а он внимательно слушал, и, в конце концов, они, рассуждая, оба отправились в погреб. Тогда я вдруг вспомнила Маргарет: наверное, она и тут сказала, что уединение Оливера с экономкой в погребе - ненормально. Сначала я
С тех пор я стала приглядываться к нашей экономке, как никогда раньше. И к своему несчастью, обнаружила, что в их отношениях действительно было что-то еще. Я думала об этом постоянно, когда хлопотала по хозяйству в отсутствие мужа, когда рассказывала по вечерам в большой зале очередную сказку, когда проводила время с Уилли и Анабеллой.
Почти за полгода, которые я прожила в замке, я немного научила сына Оливера читать. Помнится, отец Доменик как-то сказал мне:
– Уилли - крайне непоседливый мальчик, но Вы, леди Элизабет, имеете на него особое влияние. Даже родная мать Уильяма, упокой, Господь, ее душу, не могла дать ему столько заботы и внимания, как это делаете Вы. Воистину, Господь одной рукой забирает, другою – воздает.
Обычно люди эгоистичны и скупы на похвалу, и потому несколько добрых слов нашего священника подняли мне настроение. Но, к сожалению, ненадолго.
Анабелла простудилась и сильно заболела так сильно, что это начало вызывать у нас большие опасения за ее жизнь. Я бы вылечила девочку еще на ранней стадии болезни, если бы не Марион. Свекровь постоянно дежурила в покоях дочери, и именно она воспротивилась моему вмешательству в лечение Анабеллы. Возле больной суетилась Джейн с настоями из трав и примочками, приходил и отец Доменик с советами для несчастной матери уповать на милость Создателя, а я надеялась, что со дня на день приедет из города Оливер и поговорит с матерью, чтобы она позволила мне заняться лечением Анабеллы.
Но даже прибывший муж не смог уговорить свою мать:
– Элизабет меня вылечила в монастыре, почему ты боишься доверить ей свою дочь?
– Оливер, потому, что ты – взрослый крепкий мужчина, побывавший в сражениях, а Анабелла – слабая девочка. Я не хочу из-за какой-нибудь оплошности Элизабет потерять третьего ребенка!
– Моя жена никогда не причинит зла Анабелле, ты же видишь, как она ее любит, а Джейн сделала уже все, что могла. Да мы все уже сделали, что в наших силах.
– По крайней мере, я видела не один десяток раз, как Джейн и наш местный лекарь поднимали на ноги нашу семью. А чем собирается ее лечить Элизабет мне совершенно непонятно! И откуда у нее только всякие порошки… Сынок, умоляю, привези еще одного лекаря из города.
И в тот же вечер Оливер уехал снова, но мы все знали, что лекарь будет не раньше третьего дня. Времени не хватило бы, это было очевидно.
Следующей ночью, когда кашель ребенка за соседней стеной окончательно стих, ко мне в покои без стука вошла Марион:
– Она не приходит в сознание. Моя маленькая девочка, она уходит… - Марион плакала и не скрывала своих слез, - Элизабет, помоги…
Она стояла посреди комнаты, безразличная ко всему остальному и бледная, как сама смерть. Конечно, без единого слова, я взяла свои истолченные таблетки и ушла в комнату девочки.