Невеста для принца
Шрифт:
Мири снова пропела языком горы свое воспоминание, тогда поднялись и остальные. Даже Бена и Кэтар понимающе заулыбались. Мири взяла Бритту за руку и прошептала:
— Теперь мы идем домой.
Эса улыбнулась сквозь слезы:
— Кролики, бегите.
Девушки завизжали от восторга и ужаса, а потом кинулись из класса и выбежали на крыльцо.
За их спинами надрывалась Олана:
— Если уйдете сейчас, не думайте возвращаться! Слышите?
Девчонки хохотали, убегая. Утро еще не кончилось, и прохладный воздух ранней весны приятно пощипывал кожу. Мири все-таки вернется домой и расскажет отцу о коммерции. Ей хотелось обнять весь мир.
— Может, поторопимся? — спросила Герти, оглядываясь. — Что, если нас поймают солдаты?
— Одна из нас в один прекрасный день станет принцессой, — сказала Мири. — Что они могут с нами сделать — проколоть своими мечами?
Тринадцатилетняя Джетта завизжала, а остальные посмеялись над ее испугом. Солдаты не стали их преследовать, и вскоре девушки перешли на шаг, болтая обо всем, что они пропустили дома за последние месяцы и что им нужно сделать для весеннего праздника. Мири взяла Бритту за руку, а Эса и Фрид к ним присоединились.
— Мне кажется, мы с самого начала играли с Оланой в «Волка и кролика», — сказала Мири, — но когда она стала придираться к Эсе, это касание уже не засчитывается. Я рада, что мы убежали.
— Я тоже, — подхватила Эса. — А то сидеть бы мне в кладовке, как пить дать.
— Пора покончить с правлением крысы, сеющей террор. — Мири украдкой посмотрела на Эсу и снова опустила взгляд на дорогу. — Я так и не извинилась за то, что накликала на всех беду, а позже мне было стыдно об этом говорить. Я думала, вы никогда меня не простите, но мне действительно жаль.
Фрид взглянула на нее с удивлением:
— А я думала, ты все это время сердилась на нас.
— Правда?
— Никогда не выходила на перемену, оставалась в классе, читала и с нами не разговаривала. Мне казалось, ты сердишься за то, что мы вместе не ополчились на Кэтар.
Мири расхохоталась, довольная:
— А я думала, вы сердитесь на меня, потому не разговариваете.
— Мири, я сейчас умру от любопытства, — сказала Эса. — Это ведь ты в классе заговорила языком горы? Мне кажется, что ты. Но как тебе это удалось? Мне прежде никто не внушал «Кролики, бегите!», тем более за пределами каменоломни!
Они шли по каменоломне, заброшенной сто лет назад, но сквозь грязь и обломки бута все еще поблескивали островки линдера, слишком тонкие для разработки. Мири наклонилась над небольшим кусочком, начала постукивать по нему кулаком и думать об одном случае из детства. В возрасте трех лет они с Эсой ускользнули из-под опеки Дотер и убежали на край обрыва, где было очень опасно. «Берегись!» — прокричала тогда Дотер, прежде чем оттянуть обеих от края. «Берегись», — мысленно повторяла про себя Мири теперь.
Фрид открыла рот от изумления, а Эса закивала, улыбаясь.
— Вот уж не думала, что такое возможно за пределами нашей каменоломни, — сказала Фрид.
— Что ты сейчас видела? — поинтересовалась Мири.
— Видела? — удивилась Эса. — Как это? Я услышала предостережение, что нужно отойти от края.
— Но что-нибудь ты представила? Быть может, вспомнила? — Мири вновь постучала по камешку, напевая вслух и про себя.
— Я вспомнила тот раз, когда мы с тобой чуть не свалились со скалы, а моя мама оттянула нас от края.
— Я тоже! — торжествующе заявила Мири. — А ты что вспомнила, Фрид?
— Когда Оз вскарабкался на высокий блок в каменоломне, но потерял равновесие и упал. Я все это видела.
Мири захлопала в ладоши:
— Значит, это правда. Мне давно казалось, что язык горы действует с помощью воспоминаний. Если у двоих оно одно и то же, как у нас с Эсой, то мы представляем одну и ту же картину. Если нет — тогда язык горы вызывает похожее воспоминание.
— Наверное, поэтому жители равнин не слышат язык горы, — догадалась Бритта. — У нас нет общих воспоминаний.
— Я несколько месяцев билась над загадкой языка горы, — сказала Мири, — но так и не поняла, почему он иногда срабатывает за пределами каменоломни, а иногда нет.
Эса, прикрыв глаза ладошкой, взглянула на девушек, шагавших впереди.
— Давай подумаем об этом позже. Я умираю, как хочу орехов в меду.
Четверо подруг поспешили догнать остальных и всю дорогу домой горланили весенние песни.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
В тот день на подходе к деревне их встречала песня. Десятки голосов выводили мелодию, а хлопки ладоней и барабанный бой отбивали такт. Девушки узнали мелодию и ритм танца под названием «Пустой бочонок» — первого танца, исполняемого на празднике весны.
— Шагайте живее, — сказала Эса. — Мы им нужны, иначе почти все парни останутся в танце без пары.
Девушки припустили бегом, и топот их ботинок по дороге напомнил грохот ночного камнепада.
— Мы здесь, мы вернулись! — закричали самые нетерпеливые.
Когда девушки приблизились к центру деревни, их приветствовали радостными криками. Люди, отбивавшие ладонями ритм танца, дружно захлопали при появлении беглянок, а родители, сестры и братья бросились их обнимать. Мири искала глазами Марду и отца и уже отчаялась их найти, как вдруг они вынырнули откуда-то из задних рядов и подбежали к ней.
Отец поднял ее в воздух и закружил, словно она так и осталась маленькой девочкой. Марда тоже была рядом, целовала ее в щеки, растирала замерзшие руки. У Мири на глаза навернулись слезы, и она уткнулась головой в грудь отцу.