Невеста для принца
Шрифт:
— Да какой от него толк в других случаях?
— Думаю, можно передавать не только простые рабочие команды. По-моему, можно выразить все, что угодно, лишь бы нашлось подходящее воспоминание.
Отец недоуменно нахмурился. У Мири упало сердце. Ей ведь так не терпелось рассказать родным о коммерции и о языке горы. И вот теперь она спрашивала себя, чего на самом деле ждала. Надеялась, что отец подбросит ее в воздух и объявит умницей, достойной работать рядом с ним?
— Что ж, наверное, это неинтересно тем, кто работает в каменоломне, — сказала Мири. — Пожалуй, это интересно только мне. Пустяки. Забудь.
— А Бритта что-то слышит? — спросила Марда.
— Нет, — ответила Мири. — По-моему, люди равнин неспособны понять этот язык.
Марда устремила взгляд в сторону каменоломни и затянула песню, которую поют, орудуя резцом:
— «Грязь в ручьях и земля в ноздрях. Глина в ушах и камень в глазах. Песок на зубах и пыль в волосах. Внутри и снаружи — всюду гора». Я тут подумала, папа: если люди равнин не слышат языка горы, а для него нужен линдер…
Отец кивнул:
— Линдер в нашей крови и костях.
— Ты считаешь, мы слышим его потому, что живем среди линдера? — спросила Мири у сестры.
— И пьем его и дышим им всю нашу жизнь. — Марда опустила голову, словно не хотела больше говорить, но эта мысль так захватила ее, что она продолжила: — Если для общения нужен линдер, а у жителей гор он буквально в крови… возможно, линдер помогает говорящему, как ладони, приставленные рупором ко рту, помогают голосу звучать громче. А возможно, наши слова проходят по линдеру, как по воздуху, и чем больше линдера, тем громче они звучат. Наши воспоминания пронизывают линдер, будь он частью горы или человека.
Мири уставилась на сестру.
— Ты умная, — сказала она.
Марда затрясла головой и умолкла.
До поступления в академию у Мири ни разу не было причины задуматься, сообразительный перед ней человек или нет. Казалось, все умны по-своему: некоторые умели лучше всех выбирать правильную расщелину для высвобождения блока, другим лучше удавалось готовить сыры или обрабатывать шкуры, играть на барабанах или швырять камни на дальность. Но теперь «умный» означало для Мири способность обдумывать возникшую проблему и узнавать новое.
И Марда действительно умная. Несправедливо, что Марде так не повезло: будь ей на три месяца меньше, она тоже училась бы в академии. И не только Марда… а как насчет маленьких девочек? И всех мальчиков?
— Я бы хотела, чтобы ты посещала академию, — сказала Мири.
Марда пожала плечами, и выражение ее глаз рассказало, как она надеялась, как мечтала об академии долгими зимними ночами.
Отец словно почувствовал подкравшуюся печаль, поэтому погнал девочек домой готовить овсяное печенье, чтобы съесть его с остатками зимнего меда.
— Капелька меда может выгнать тоску из костей и камней, — сказал он.
Пока они лакомились печеньем, Мири шутила и смеялась, хотя и была разочарована тем, как отреагировал отец на ее открытие. Но мысли ее все время возвращались к Марде. Она даже не представляла, что ее сестра хотела учиться, возможно, так же сильно, как Мири хотела работать в каменоломне. Когда сестра на секунду отвернулась, Мири подсунула ей лишнюю ложку меда и решила, что непременно что-нибудь придумает.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
На следующее утро девушки поплелись обратно в академию. На этот раз солдаты не подгоняли их сзади, но Мири догадывалась, что она не единственная чувствует себя неуютно. Они обсуждали свою дипломатическую стратегию, и многие ученицы выдвигали разные идеи. Фрид и остальные шестнадцатилетние девушки шумно поддерживали всех подряд, но Бена отказывалась говорить с тех пор, как объявила, что Мири ждет провал, а Кэтар, как всегда, держалась особняком во главе колонны.
Когда они дошли до академии, девушки выстроились перед крыльцом в прямую линию. Мири заметила в окне Ната.
Пока они в полной тишине ожидали появления наставницы, Мири впервые обратила внимание, как больно колют камни сквозь дырявые подметки. Ботинки и без того порядком поизносились, когда в них ходила Марда, а теперь тем более… Мири попыталась вспомнить слово, обозначающее крайнюю степень изношенности. Ей хотелось запрыгать или сказать что-нибудь смешное — в общем, разрядить обстановку, но она, как дипломат, понимала, что нужно сохранять респектабельность.
Наконец вышла Олана и подбоченилась. За ее спиной стояли два солдата.
Мири вспомнила первое правило дипломатических переговоров: «Обрисуйте проблему».
— Мы знаем, что мы здесь нежеланны, — начала она.
Олана заморгала. Она ожидала услышать совсем другое.
— Мы ушли без вашего разрешения, проявив непокорность, — продолжила Мири. Второе правило гласило: «Признайте свою ошибку». — Этого не следовало делать.
Фрид нервно переступила с ноги на ногу. Мири знала, что девушки не ожидали такого покаяния, но Мири понимала, что не сможет убедить наставницу, если не воспользуется правилами дипломатии. Кроме того, она хотела, чтобы Олана удостоверилась: они внимательно слушали и многому научились.
— Вы не пускали нас к нашим родным, наказывали за малейшую провинность и вообще обращались с нами, как с преступницами. Все это неправильно. Теперь мы вернулись, мы готовы забыть взаимные обиды и начать сначала. Вот наши условия.
Олана заморгала еще быстрее — верный знак, что она окончательно растерялась. А Мири, наоборот, почувствовала воодушевление. Мысленно она перебрала в памяти остальные правила: «Четко определите ошибку противной стороны». Сделано. «Предложите компромиссное решение» и «Добивайтесь взаимной договоренности». Мири надеялась, что ничего не забыла.