Невеста для ректора
Шрифт:
Позже, пообещала я себе. Я во всем разберусь позже, потому что проклятый бахараш, который постоянно крутился у меня в голове, все-таки сослужил мне добрую службу. Благодаря ему я вспомнила Алекса еще до того, как отправилась к магам на Третью улицу Победы.
А Алекс, вернее, Патрик тоже начал вспоминать…
И мы обязательно с ним выясним, что случилось в нашем прошлом, после чего, найдя ответы, наша семья снова воссоединится.
Что касается Грейс Карвелл… Ну что же, к ней у меня было довольно много вопросов, но, уверена, ее появлению
Быть может, Грейс обнаружила потерянного мальчика, лишившегося памяти, и решила, что раз у того все равно нет родителей, то она станет ему матерью? И она была хорошей матерью — заботилась и любила его, как своего сына.
Алекс, то есть Патрик всегда отзывался о ней с теплотой. Так что я… Вернее, мы с родителями должны быть ей благодарны.
…Но это я выясню позже, пообещала я себе, потому что сейчас мне надо поспать, чтобы набраться сил. А вечером, если удастся убедить Берка Гамильтона выпустить меня из Академии, то я отправлюсь домой и поговорю с мамой и папой.
Нет, вот так сразу рассказывать им про Алекса-Патрика не стану, потому что сперва мне надо во всем разобраться. Удостовериться, что это не игра воображения, и понять, как такое могло произойти. Убедиться наверняка, что Алекс мой брат, чтобы не разбить им сердце с очередной ложной надеждой.
Скоро, сказала я себе. Очень скоро все встанет на свои места!..
И только после этого я позволила сну себя похитить. Унести меня в мир грез, где мы с братом никогда не разлучались.
Затем мне приснилось, что будет, когда мама с папой все узнают. Как на их вежливых, но безучастных лицах наконец-таки появятся улыбки. Как заблестят их глаза, и жизнь, наконец, вернется в наш идеально чистый, похожий на закрытый музей дом.
Музей — потому что места в нем было только для нас троих, остальные в него не допускались. Иногда мне даже казалось, что наша семья тоже была выставочным экземпляром и мои родители лишь играли свою роль.
Причем отлично играли. Без нареканий, но и без душевного тепла, которого невозможно изобразить, если его нет.
Но теперь все изменится — они снова станут улыбаться и наконец-таки ответят на письма Гленхемов и других своих друзей. И еще мы обязательно съездим в Ливанту и посетим наш дом — тот самый, с двумя большими балконами и алыми розами, просовывающими свои стебли, чтобы покрепче уцепиться за перилла.
Но уже вчетвером, полная семья.
«Бернертеш!» — пробормотала я, надеясь, что, проснувшись, уже буду все помнить.
***
Но я ошиблась.
Стоило мне вынырнуть из мира сновидений и открыть глаза, как я поняла, что мой мир нисколько не изменился. Он был все таким же, с ментальными блоками в моей голове, которые твердо стояли на страже моего прошлого.
Но пусть из нового я ничего не вспомнила, у меня все же появилась надежда обрести брата.
А теперь возле моей кровати сидела… его невеста. То есть моя лучшая подруга Лиззи, читавшая учебник по целительству для пятого курса. Заметив, что я проснулась, она отложила книгу в сторону.
— Пришла в себя, — произнесла с удовлетворением, — вот и отлично! Как ты себя чувствуешь?
— Хорошо, — сказала ей и улыбнулась. На это Лиззи заулыбалась в ответ. — А где Алекс?!
Мне очень хотелось с ним поговорить. Расспросить, что именно он вспомнил, а потом сказать, что я тоже… Я тоже его вспомнила! Вернее, помню его в детстве и нисколько не сомневаюсь в том, что он — мой брат.
Но для начала — до того, как мы расскажем нашим родителям и всему свету, — нам не помешало бы все вспомнить и разобраться, как мы могли потерять друг друга на долгие годы. Поэтому, как только закончится Турнир, мы обязательно отправимся с ним к тем магам на Третью улицу Победы…
Правда, денег у нас не было — ни у него, ни у меня. У Карвеллов они в принципе не водились, меня же до окончания Академии обеспечивали родители, а они были категорически против того, чтобы снимать ментальные блоки.
Быть может, стоит поскорее рассказать им все про Алекса-Патрика?
Задумалась об этом, потому что внутренний голос твердил, что не стоит спешить. И неожиданно вспомнила, что Алекс уже бывал в нашем доме, а мама с папой на него не отреагировали. Вернее, отнеслись к нему вежливо и положительно, как и к другим моим друзьям.
Но как так?! Почему же они не вспомнили своего сына?!
Да, он изменился — вытянулся и повзрослел, — но не узнать его было невозможно. Быть может, у них тоже ментальные блоки в голове, но они не захотели мне в этом признаваться?!
Это бы многое объяснило. Например, почему они не отвечали на письма Гленхемов, а потом не открыли им двери. Они попросту ничего и никого не помнили!..
Тут из размышлений меня вырвал голос Лиззи.
— Алекс? — переспросила она удивленно. — Алекс где-то тут… Ходит кругами, бьется головой об стены и заламывает руки. Надоел мне до ужаса, и я отправила его погулять. Вернее, сказала, чтобы уходил и не возвращался, пока не придет в себя. А то он все твердил, что во всем виноват и что не надо было тебе рассказывать… Кстати, что он тебе рассказал?! И почему он не рассказал это мне?! — и Лиззи уставилась на меня с видом мага-дознавателя.
На это я пожала плечами. Говорить Лиззи о бахараше… Вернее, о бернертеше, мне не хотелось.
Не сейчас, решила я.
Вернее, я собиралась ей все рассказать, когда окончательно во всем разберусь. Еще лучше — когда мы с Алексом, вернее, Патриком, снимем ментальные блоки.
— Что происходит снаружи? — спросила у нее, решив перевести разговор на другую тему. — Чем все закончилось на стадионе?
— Не увиливай! — нахмурилась Лиззи. — И вот еще, ну-ка поешь, — и поставила мне на колени поднос, на котором оказалась тарелка с малиновым муссом.