Невеста для Ярого
Шрифт:
Стараясь никак не реагировать на провокации, открываю на компьютере папку с любимыми минусовками. Песня «Вечная любовь» нравится всем: и мужчинам и женщинам. Уже с первых аккордов барышни тянут сопротивляющихся кавалеров на танцпол, а я ценю моменты, когда можно спеть что-то в своё удовольствие.
— Потанцуй со мной, Вася, — по хриплому голосу, смешанному с глубоким дыханием Алана понимаю, что он сильно пьян.
— Прости, пожалуйста, но нам запрещено спускаться к гостям.
— Вась, — ко мне подходит официант, — Охрану позвать? — косится на Алана с подозрением.
— Все в порядке, Лёша, это —
— Ты слышал, Люсик? — бывший парень швыряет смятую купюру на поднос работнику, — У неё все в порядке, — разворачивается и уходит к своему столику.
Там за шкирку хватает свою подружку, прижимает к столу попой и, развязно лапая, целует. Фу! Мерзость! К горлу подкатывает тошнота. Заканчиваю песню на морально-волевых, заряжаю очередность минусовок для столика и незаметно сбегаю в туалет. Долго держу руки под холодной водой, успокаивая пульс, и делаю несколько глотков прямо из-под крана. Все равно ощущаю, будто меня окатили помоями.
Спустя пять минут одиночества, мне удаётся взять эмоции под контроль и я выхожу из своего укрытия в коридор. Открываю дверь, не успеваю сообразить что-то внятное, как оказываюсь прижатой к стене.
— Что, если мы с тобой уединимся, детка, — хриплый голос бежит паникой по позвоночнику вниз. Руки мужчины больно сжимают мои бёдра и по-хозяйски пробираются под край платья.
— Алан, приди себя! — я пытаюсь не выдавать в ответ страха и отвращения, — Меня сейчас начнут искать! — он одной рукой удерживает мои ладони за спиной, а другой больно сжимает подбородок, заставляя открыть рот и принять поцелуй, — Отпусти меня! То, что ты делаешь, это — низко!
— Низко? — от рыка его тело вибрирует, — Низко — это если я тебя сейчас поставлю на колени и трахну в рот, а пока у нас нежные поцелуи, — он больно прикусывает мою нижнюю губу, и я срываюсь на всхлип вперемешку с криком, — Пусти! — зажмуриваю глаза, но вдруг Алан резко отлетает от меня в сторону.
Пара секунд, мат, звук хлестких ударов, и бывший парень улетает за дверь. Вижу, что он, как кисель, стекает по кирпичной стене.
— Не благодари, — Ярослав подходит к раковине и смывает с костяшек кровь.
— Как ты здесь оказался? — я слежу за ним, как заворожённая, не пропуская ни одного движения и пытаясь перевести дыхание.
— Банально, — он усмехается, — Считай, что повезло.
— Он хотя бы жив? — замечаю, как пальцы Ярого стискивают вентиль, пока выключают воду.
— Сходи проверь, — косо скалится мне в ответ, — Или, может, я зря вмешался, и тебе на самом деле пожёстче нравится? — подходит ко мне вплотную, касается пальцами уголка рта и стирает кровь. Я машинально облизываю губу языком, ощущаю лёгкое жжение и металлический привкус.
— Спасибо, — отрицательно качаю головой, — Но он бы не смог меня силой…
— Опыт подсказывает? — его глаза темнеют на несколько оттенков. Ярослав недобро щурится, придвигается ко мне, практически нависая, и делает глубокий вдох.
— В смысле опыт? — пьянея от близости мужчины, не сразу понимаю, что он имеет ввиду. Когда же смысл вопроса до меня доходит, я не сдерживаюсь от нервного смеха, — Ну так продолжай тогда. Чего теряешься? — отвечаю ему с вызовом. Дура, Василиса, какая же ты дура! — Мне ж по твоей логике ещё и все равно с кем… — Ярослав не даёт мне договорить. Стискивает
— Рот закрой, — шипит в самое ухо. Касается лбом моего виска, обжигает шею горячим дыханием, от которого меня начинает протряхивать. Широкая ладонь ложится на затылок. Его пальцы путаются в моих волосах. Я испытываю от этого какую-то абсурдно сладкую боль, — Я не доедаю с чужих столов, — добавляет со злостью. Сжимает пряди в кулак, резко меня отпускает и идёт к выходу. Возле самой двери оборачивается:
— В отключке твой мужик, — говорит отрывисто, будто выплевывает каждое слово, — Лучше не попадайся ему сегодня, — выходит за порог. Я вижу, как он пинает в ботинок Алана, и дверь с грохотом бьется об косяк.
Только шум со стороны коридора сдерживает меня, чтобы не зарыдать в голос. Ярослав предпочёл поверить в то, что я имею богатых любовников. Наверно, со стороны все именно так и выглядит. Да какое он вообще имеет право меня унижать? Остро накатившая обида сменяется гневом. Почему я вообще придаю значение его мнению о себе? Он не доедает с чужого стола? ООО! От злости голова проясняется. Поворачиваюсь к зеркалу и уже заканчиваю приводить себя в порядок, когда в туалет залетает Катя.
— Вася! Фууух, — она видит меня и выдыхает, — С тобой все нормально?
— Как видишь…
— Там такой кипиш поднялся. Бывшему твоему скорую вызвали, — она прислоняется к раковине рядом со мной, — Владимир Сергеевич приехал. Он уже в курсе. Ждёт тебя в випке… Тебе точно помощь не нужна?
— Не нужна. Спасибо, Катюш, — выпрямляю спину, надеваю улыбку и иду в сторону выхода в коридор, — Пошли работать. День ещё не закончился, — не удерживаюсь я от сарказма.
Ярослав
За стол возвращаюсь в неадеквате. На рубашке, на руках, на лице — везде запах ее духов, он не позволяет отключиться, а я не хочу его смывать. Приятный чертов мазохизм. Как же хотелось прополоскать с мылом девчонке рот от чужих слюней, а потом зацеловать, чтобы задыхалась. Заласкать красивую дуру до смерти. До своей или до ее? Долбаная реальность! От мысли, что этот мудак мог трахнуть ее в туалете, меня корежит. Подмывало сломать слабаку рёбра, но пришлось ограничиться только носом. Больше всего бесило другое. Парню явно было знакомо ее тело. У них было. То, что не позволено мне. Какого хера не позволено? Чтобы ее вот так в вонючем сортире нагибал любой мажор? И хлопает же зараза на меня своими невинными глазами…
Получаю под столом пинок от Миши, кое-как всплываю из своих мыслей на поверхность и стараюсь вникнуть в суть разговора.
— Если предприятие не начнёт работать нормально, Елецкий его сожрет, — брат опирается локтями на стол и впивается глазами в Сергеича. Слишком старый трюк давления на оппонента, — Ты же понимаешь, Владимир Сергеевич, что заводу нужен единый хозяин.
— Предположим, я продам вам землю? — владелец бара откидывается на спинку дивана, возвращая себе дистанцию, и складывает руки на груди в замок, — Останется ли на ней завод? Или ты на следующий же день уволишь две тысячи работников, стянешь технику и сровняешь тридцатилетний труд с землей, чтобы построить очередной отель? Елецкий — только прикрытие. Отец аплодировал бы стоя вашей наглости!