Невеста каторжника, или Тайны Бастилии
Шрифт:
Форкиам встретил незнакомого знатного господина с поклоном, а тот велел подать себе вина. Однако пить вино Марильяк не стал. Он заплатил за вино, только чтобы задобрить хозяина и заставить того разговориться. Заметив, что гость не пьет поданного вина, Форкиам стал еще услужливее, прикинув, что вино можно продать вторично.
— Любезный господин Форкиам, — сказал виконт, который умел быть весьма учтивым, — я желал бы спросить вас кое о чем. Речь идет о человеке, которому я хочу протянуть руку помощи.
— Вы хотите помочь деньгами? — спросил
— Некоторым образом вы правы, любезный Форкиам, но помогать все же надо. Я слышал, что у вас прежде играл на танцах некто Нарцисс Рамо, бедный скрипач, который всю свою жизнь не мог себе заработать на сытный обед.
— Нарцисс Рамо? — переспросил хозяин. — Вы, ваша милость, не ошиблись. Был такой, но это было давно. Этот музыкант больше у меня не играет. Он стал неблагонадежен.
— Так–так, а не знаете ли вы случаем, где теперь этот Нарцисс? Где играет? Где живет?
Хозяин задумался.
— Гм, я бы охотно услужил вашей милости, — сказал он, — но я положительно ничего не знаю об этом человеке. Говорят, он в последнее время совершенно спился… Но погодите, вот идет старый флейтист Лаван — может быть, он знает что-нибудь о Рамо… Лаван! — позвал хозяин.
Старый флейтист, человек в поношенном сюртуке и старой шляпе, услышав Форкиама, подошел к столу.
— Вы ведь, Лаван, еще помните скрипача, игравшего у меня?
— Вы говорите о Нарциссе Рамо? — спросил флейтист, и лицо его сперва просияло от восхищения. — Да, это был скрипач! — Но потом флейтист помрачнел. — Теперь он совершенно опустился.
— Где же он играет?
— Да он и не играет.
— То есть — как?
Скрипку заложил и не выкупил. Жаль его… — вздохнул Лаван. — У меня каждый раз болит сердце, когда я вижу его на бульваре.
— Он часто бывает на бульваре? — спросил камер–юнкер.
— Он там обитает. Поговорит то с одним, то с другим, отпускает остроты вслед прохожим. Или гуляет себе просто так, без всякой цели. Видеть, как он постепенно опускается, тяжело, плакать хочется.
— Знаете, где он живет? — спросил камер–юнкер.
— В маленьком домике около де ля Билье. Если вы чем-нибудь поможете ему, то Бог вознаградит вас. Из него вышел бы великий музыкант…
— Вот, ваша милость, вы и получили желаемые сведения, — обратился Форкиам к виконту, который уже надевал шляпу. — С таким талантом каши не сваришь. Они большей частью не приспособлены к жизни… Жаль становится денег, которые этот Рамо получал у меня.
Флейтист с изумлением посмотрел на хозяина. Глаза его так и говорили: «Не шутите ли вы, господин Форкиам? Двенадцать франков в неделю — этого вполне достаточно, чтобы с женой и детьми умереть с голоду».
Но виконт не обратил внимания на выразительный взгляд флейтиста, равно как и на последние слова Форкиама. Слегка поклонившись обоим, он вышел. Оказавшись на улице, он прошел через городские ворота и достиг предместья Сен–Мартен, состоявшего из одноэтажных
Улица здесь была не мощеная и довольно грязная. Невдалеке от дома, возле сарая, в котором жили козы, стоял мужчина. Марильяк спросил его, не живет ли в этом доме музыкант Нарцисс Рамо.
— Да, господин музыкант живет в подвале этого дома, — с усмешкой ответил мужчина. — Но дома его нет. Да вы его здесь редко когда застанете…
Это было досадно — путь был проделан немалый, наступал вечер, заметно темнело.
Мужчина посмотрел на небо.
— Вообще-то, в такие холодные вечера он обычно приходит домой, поскольку одежда, которую он носит, плохо защищает его от холода. Но когда на улице тепло, он частенько прогуливает целые ночи.
— Что, он пьяница или игрок?
Мужчина отрицательно покачал головой.
— Нет, такие грехи за ним не водятся. Я полагаю, что у него голова не в порядке. Он шатается без дела. Но не пьет, не играет и не ухаживает за женщинами. Я думаю, что он за всю свою жизнь не обнял ни одной девушки. Это редкий человек, он не хочет ни работать, ни зарабатывать деньги. Он довольствуется самым малым. Например, тем, что может иногда сходить в театр.
— Но ведь и театр стоит денег, — заметил виконт.
— Я полагаю, что у него есть родственник, который дарит ему билеты. Да вот он и сам тащится…
— Вон тот человек в сером пальто и в старой шляпе? — спросил виконт. — Да он выглядит пятидесятилетним стариком!
— Нет, он далеко не так стар. Ему, пожалуй, тридцать с небольшим. Но он всегда так бледен — это, должно быть, от неправильного образа жизни…
Проговорив это, собеседник виконта принялся за прерванную работу.
Марильяк тем временем всматривался в приближающегося мужчину, который, как казалось, был погружен в глубокое раздумье. Шляпа у него съехала набекрень. Вся его фигура выдавала опустившегося человека, в котором, тем не менее, оставалось что-то такое, чем он отличался от подобного рода людей. Хотя одежда его была бедна, изношена и совершенно не годилась для зимнего сезона, по его походке видно было, что чувство собственного достоинства утрачено им не совсем. Нарцисс не был красив, к тому же на лице его лежал отпечаток горя.
Знал ли он, первый муж маркизы де Помпадур, что его бывшая жена теперь управляет страной?
Марильяк поздоровался с ним.
— Вы музыкант Нарцисс Рамо? — спросил виконт.
Тот остановился и с немалым удивлением посмотрел на виконта.
— Разве вы меня знаете? — спросил он. — Я вас не знаю. Вот если бы я был знаменитым, как я это однажды видел во сне, то я не удивился бы, но теперь…
— Я ищу вас, Нарцисс Рамо.
— Играть для танцев? У меня нет никакой охоты.
— Разве вам не нужны деньги? — спросил Марильяк.