Невеста на службе
Шрифт:
отправилась прогуляться. Горничные моему уходу искренне обрадовались. Похоже, мы обоюдно
в присутствии друг друга чувствовали себя не очень уютно.
О предупреждении Клариссы не заходить в Центральный павильон и правое крыло я помнила, и
запрет нарушать не собиралась. Мне пришло в голову осмотреть открытую для прогулок
территорию, ведь галерея спален невест была практически в начале огромной территории
крыла.
Другие девушки, по-видимому, примеряли наряды, потому
периодически слышала восторженные вскрики. Галерея спален сменилась небольшим
цветущим садом, который было удивительно видеть не только из-за времени года, но и из-за
того, что здания я не покидала. На улице уже стемнело, сквозь стеклянную крышу свет не
поступал, но небольшие светильники, скрытые в зарослях и маленькие фонарики по границам
аллеи создавали ощущение естественных сумерек. В изумлении я прикоснулась к розовым
лепесткам иделльской гортензии, которую раньше видела только на картинках, но вдыхать ее
аромат побоялась, зная, что иногда он может вызывать галлюцинации. По роду своей
деятельности обо всех растениях, так или иначе вызывающих одурманивание сознания, я была
наслышана. Слева, касаясь меня своими колючими розовыми ветвями, склонилась ангарская
пихта, взгляд притягивали рваные кусты пиколий, а состоящие из тонких плетеных прутиков
кресла, прямо-таки упрашивали присесть.
Я выбрала кресло, стоящее в зарослях Межмирской брусники, кусты которой были даже выше
меня. Ни одной птицы видно не было, но если прислушаться, можно было различить их пение, равно как и шум ручья. Скорее всего, где-то в стенах, умело сокрытая под плетущимися
растениями, располагалась аудиосистема. Меня настигло какое-то светлое чувство, схожее с
истинным восторгом, которое всегда наступало, когда я играла на флейте, либо же… В моем
детстве, полностью контролируемом мамой, было еще кое-что, доставляющее мне
невообразимое удовольствие.
Когда мне было десять лет, весь наш класс сбежал с последнего урока. Большая часть детей
разбрелись по домам, единицы завернули в кафе, проедать карманные деньги, мне же податься
было некуда — мама не работала и нарушение дисциплины сразу бы засекла, а вместо денег
мне выдавали вкусные (это не мое мнение) и питательные завтраки. Тогда один одноклассник
предложил пойти с ним на тренировку. Разумеется, я согласилась.
Полутемное подвальное помещение с разложенными на полу матами меня немного напугало, а
когда взгляд поймал существ мужского пола разного возраста, комплекции и даже вида, я и
вовсе забилась в истерике. С трудом успокоив, мне объяснили, что в этом подвале занимаются
борьбой, и тренер, вроде бы в шутку, предложил
синяками (хотя в пару со мной поставили семилетнего мальчика), но, неожиданно даже для
самой себя, одухотворенная.
Гнетущее состояние и страх перед матерью не исчезли, но притупились, и я в кои-то веки
почувствовала себя свободной.
На следующий день я опять пришла в тот подвал, теперь уже прогуливая курсы театрального
мастерства. А потом еще и еще, попеременно пренебрегая теми занятиями, которые мама
позволяла мне посещать без сопровождения. Удивительно, преподаватели на мои редкие, но
систематические прогулы закрывали глаза, наверное, посчитав, что такая старательная и
ответственная девочка без уважительной причины уроки бы не пропустила.
К четырнадцати годам я достигла довольно высокого уровня владения боевым самбо и
межмирской борьбы, но ни в каких соревнованиях не участвовала, ограничиваясь ставшим уже
родным подвальчиком. В глубине моей души всегда сидел страх, что мама узнает о моем
увлечении. Если уж она флейту считала неинтеллигентной, то, что она могла подумать о
борьбе?
Раскрылось все абсолютно неожиданно. Я уже училась в колледже, но дополнительные уроки
естественно посещала. Преподаватель по ораторскому искусству позвонил маме, предупредил, что урок отменяется. Родительница, занятая своими делами, мне передать эту информацию
забыла, и именно в этот день я прогуляла уже отмененный урок и отправилась на борьбу.
Удивленная мама выслушала мой рассказ о том, что я хорошо провела день, и нет, раньше не
освободилась. Она молчала, но с этой минуты, часы, оставшиеся до моего разоблачения, начали
тикать. За мной проследили, обнаружили «этот жуткий разврат» и закатили скандал, который
описывать нет никакого желания. Отстоять свое увлечение мне не хватило ни моральных сил, ни опыта манипулирования, поэтому на целый год мне пришлось забыть о любимом
подвальчике и друзьях, оставшихся там. Зато, когда уж мне исполнилось 18 лет, я сбежала из
дома, и обратилась за помощью к своему тренеру. Во многом благодаря ему, Оррах и принял
меня на службу, хотя не имел на то права. И полностью его заслугой является то, что я
удержалась на довольно сложной службе в СИБ так долго. Борьба мне пригодилась гораздо
больше, чем скрипка.
Когда помимо приятных звуков природы послышался звонкий стук каблучков по плиточной
дорожке, я подумала, что гортензию все-таки трогать не стоило, но на случай, если идущая ко
мне девица реальна, затаилась. Поддерживать с кем-то бессмысленный разговор не хотелось.