Невеста Нила

Эберс Георг Мориц

Сын согласился с ней и несколько минут спустя выехал на своих паннонских рысаках со двора.

В гавани он встретился с хозяином барки, нанятой для путешествия, и торопливо протянул ему два пальца. То был условный сигнал, означавший: мы ждем тебя за два часа до полуночи. Лодочник отвечал энергичным кивком головы.

Эта встреча и предстоящее свидание с друзьями, которым он желал отплатить за их доброту и радушие, привели юношу в приподнятое настроение, и хотя ему было жаль оставить дорогих гостей, но опасное путешествие снова стало манить его. Он надеялся во время дороги расположить в свою пользу игуменью и не сомневался, что Паула отменит свое обидное решение сегодня же вечером.

Гостиница Зострата, громадное прямоугольное здание с большим двором, была самой лучшей и вместительной

во всем городе. В восточной стороне дома, обращенной к реке, находились отличные комнаты; теперь их занимала сенаторская чета со своей свитой и штатом прислуги.

Топот четверки лошадей привлек Юстина к окну. Увидев сына мукаукаса в обитой серебром колеснице, он стал махать ему салфеткой, сдернутой со стола, и весело закричал:

– Добро пожаловать! Вот и Орион, – прибавил с торжествующим видом сенатор, обращаясь к жене. Мартина лежала на кушетке полураздетая, изнемогая от африканской жары и поминутно поднося к губам прохладительное питье из фруктового сока.

– Вот и прекрасно, – отвечала матрона, приказывая служанке принести верхнюю одежду из самой легкой ткани.

В комнате находилась еще и восхитительная молодая женщина, которая в волнении вскочила с кушетки при первом возгласе Юстина.

– Ты хочешь сейчас встретиться с ним, душа моя, – спросила ее жена сенатора, – или мы сделаем сыну Георгия приятный сюрприз?

– Я лучше уйду, – проговорила красавица, подавляя невольный вздох. – Что он подумает обо мне? – продолжала она. – Люди стареют, но не делаются с годами умнее.

Сказав это, молодая женщина исчезла в боковой двери Мартина посмотрела ей вслед и заметила мужу:

– А ведь она оставила щелку для подглядывания. Боже праведный! В такую жару терзаться любовью должно быть положительно невыносимо!

Минуту спустя, Орион возник на пороге комнаты. Когда Юстин обнял его, Мартина весело воскликнула:

– Поцелуй также и меня!

Юноша тотчас повиновался ей, и тогда она простонала притворным отчаянием:

– О мой милый мальчик! О мой великий Сезострис! Скажи мне, как мог твой знаменитый дед совершать геройские подвиги под этим палящим солнцем? Что касается меня, то я здесь совершенно погибаю, таю, как масло. Но для своих близких можно решиться на всякую жертву. Эй Сира, поди сюда! Прикрой меня еще каким-нибудь кусочком, похожим на одеяние. Как практичны моды африканских крестьян, которых мы встречали в пути. Если у них надета опояска в три пальца шириной, они считают это очень милым костюмом. Однако что же ты не садишься? Сядь здесь, у моих ног… Подай стул господину, Аргос! Принеси вина и воды в прохладном кувшине, такой же свежей воды, как и давеча… Муж, я нахожу, что Орион похорошел еще более. Но, Боже мой, как грустно видеть на нем траурную одежду, хотя она очень идет милому мальчику. Ах ты, бедный плутишка! Мы узнали о твоем горе еще в Александрии.

Сенаторша вытерла платком влажные глаза и заодно вспотевший лоб. Ее муж прибавил от себя несколько сочувственных слов по поводу смерти мукаукаса.

Юстин и Мартина были необыкновенно обходительными и веселыми людьми. Богатство и знатность обеспечивали им привилегированное положение в свете, но они никогда не кичились им. Все жители Константинополя от мала до велика оказывали им большой почет; эта уважаемая чета отвоевала себе право не стеснять себя строгим этикетом, царившим тогда в чопорном византийском обществе. Кому не нравилась простота их обращения, тот мог не являться к ним в дом. Муж не отличался честолюбием, его назначили сенатором как богатого и знатного человека в столице, но он пользовался высоким саном только разве для того, чтобы доставлять родным и знакомым удобные места на публичных торжествах. Юстин был гостеприимен, охотно оказывал услуги друзьям, любил пожить и давал жить другим. Мартина, добросердечная женщина, никогда не претендовала на роль красавицы, что не мешало очень многим добиваться в молодости ее руки.

Супруги уже давно безвыездно жили в Константинополе, переезжая летом в свою великолепную виллу на берегу Босфора. Им была непонятна мания других богачей ежегодно посещать морские купания и путешествовать. Величайшим удовольствием для сенатора и его жены было принимать у себя добрых знакомых, и гостеприимный дом Юстина никогда не

пустовал. Константинопольская знать охотно собиралась здесь в дружеский кружок, утомившись церемонными придворными праздниками. Молодежь имела привычку поверять Мартине свои сердечные тайны. Так же поступила и прекрасная Элиодора, вдова родного племянника сенаторши, когда Орион овладел ее неопытным сердцем.

Элиодора была любимицей почтенных супругов, но еще больше любили они младшего брата ее покойного мужа. Ему предстояло наследовать их состояние; но два года спустя в Византию пришла печальная весть, что Нарсес, занимавший должность трибуна в одном из конных полков императора, пал в битве с неверными.

Между тем никто не мог доставить точных сведений о его смерти; наконец благодаря неутомимым поискам родные узнали, что юноша взят в плен и живет в Аравии.

Это известие подтвердилось справками, собранными Орионом и его покойным отцом. Несколько часов спустя после отъезда молодого египтянина из Константинополя, к Юстину пришло письмо, написанное дрожащей рукой. Молодой узник умолял освободить его от рабства с помощью правителя Египта Амру. Тогда почтенные супруги собрались в Мемфис, причем Элиодора всеми силами старалась поддержать их намерение. Разлука только усилила ее любовь к сыну Георгия; Мартина знала чувства племянницы к Ориону и считала своим долгом устроить судьбу молодой женщины, которая была преданной женой ее племяннику и самоотверженно ухаживала за ним до последней минуты жизни.

Орион и Элиодора были как будто созданы друг для друга, а почтенная сенаторша любила устраивать свадьбы. Однако на этот раз о брачном союзе не было речи, и в конце концов Мартина попала в неприятное положение, так как связь знатного египетского юноши с ее племянницей получила огласку.

Однажды простодушная сенаторша заговорила об этом с Орионом, но тот отвечал, что его отец, якобит, не позволит ему жениться на женщине другого вероисповедания. Почтенная матрона не стала возражать, но подумала про себя, что стоит старому мукаукасу познакомиться с Элиодорой, и его предубеждения рассеются, как дым. Лично зная Георгия, Мартина не сомневалась в его благосклонности. Действительно, Элиодора обладала всеми данными, которые могли служить порукой супружеского счастья. Она была из хорошей семьи, вдова знатного человека, а ее редкая красота пленяла и молодых, и старых. Трудно было представить себе более милое, кроткое существо; ее прекрасные глаза, которые Мартина называла «молящими», могли тронуть камень, а белокурые, слегка вьющиеся волосы были мягки, как и нрав молодой женщины. Несколько полноватая, но стройная и гибкая фигура, умение одеваться, талант к музыке и пению выгодно дополняли физические достоинства красавицы.

За ней ухаживала положительно вся молодежь Константинополя. А если бы старый Георгий мог хоть раз услышать ее серебристый, веселый смех! Элиодора не была особенно умна, но ее нельзя было назвать ограниченной, к тому же слишком умные женщины, как известно, не пользуются большим успехом у мужчин.

Когда сенатор Юстин решил отправиться в Египет, Мартина взяла с собой Элиодору, твердо намереваясь устроить ее свадьбу с Орионом, поведение которого бросило тень на безупречную репутацию вдовы. В Александрии она узнала с смерти мукаукаса, и эта весть поддержала в ней надежду на успех. Наконец они прибыли в Мемфис, и теперь молодой человек сидел перед Мартиной, приглашая приезжих вместе с их штатом переселиться к нему в дом. Почтенные супруги, конечно, приняли это приглашение, и рабам был отдан приказ готовиться к переезду; весь штат богатой четы состоял приблизительно из двадцати человек.

Юстин рассказал юноше о цели своего приезда в Египет, прося его содействия.

Сын Георгия встречал несчастного Нарсеса в Византии, где племянник сенатора слыл одним из самых блестящих и обходительных представителей знатной молодежи. Ориону было очень грустно сообщить друзьям, что Амру, от которого зависело освобождение пленника, уезжает послезавтра в Медину, а сам он еще сегодня вечером должен отправиться в далекое путешествие на неопределенное время.

Эта весть взволновала и опечалила гостей. Юстин принялся настойчиво расспрашивать своего любимца, по какому поводу он покидает Мемфис, и наконец ему удалось выпытать тайну Ориона.