Невеста рока. Книга первая
Шрифт:
— Я немного постою, — сказала она, снимая медвежью шапку и встряхивая блестящими волосами, которые каждый раз приводили маркиза в восхищение. Он навсегда запомнил тот миг, когда впервые увидел ее с вымытыми и высушенными волосами. Тогда он понял, что перед ним воплощение живого чуда. Он вспоминал, как провел рукой по ее волосам, таким сверкающим, таким прекрасным…
Он посмотрел на угрюмого Обри, по-прежнему стоящего подле стола.
— Можешь идти, — произнес маркиз.
Молодой человек, не глядя на Елену, поклонился и покинул кабинет.
Она хлестнула кнутом по сапогу и нахмурилась.
— Обри становится все более неприятным. Он дуется, как школьник, у которого отняли конфету.
Люсьен поцокал языком.
— Неужели тебе совсем не жаль его? Он так влюблен в тебя!
— Знаю, — спокойно ответила девушка. — Когда он подает мне листок бумаги или бокал с вином, его руки дрожат от волнения. Он мне нравился больше, когда был совершенно равнодушен ко мне.
— Он никогда не был к тебе равнодушен. Я наблюдал за ним с того момента, как ты появилась здесь.
Она пожала плечами.
— Что ж, значит, он скрывал это. А теперь открыто обожает меня, что крайне утомительно и неприятно, ибо он даже шутить разучился. Ему надо побороть свои чувства.
— Разве не сказано где-то, что человек способен обуздать свою страсть только двумя способами: удовлетворить ее или уйти от объекта своего вожделения?
— Значит, Обри должен уйти!
— Прошу прощения, дорогая, однако он слишком полезен для меня в качестве секретаря, чтобы я вот так взял да и расстался с ним. Он очень редко ошибается. Посему я буду держать его у себя. По правде говоря, это я должен рассердиться на тебя, ибо ты разрушила то, что когда-то было отличным гармоническим умом, без всяких там эмоциональных сложностей.
Теперь улыбнулась Елена, ее огромные черные глаза весело смотрели в проницательные глаза маркиза.
— О ля-ля! — воскликнула она. — Тогда вам придется укорять меня за то, чем я являюсь… за то, что я женщина, желанная для мужчин.
— Ты просто кокетка! — холодно проговорил он. — А теперь слушай меня очень внимательно. Обри принес мне копию Билля, который на этой неделе был проведен в парламенте Гренвиллом и Хауиком. Билль прошел, наконец Уилберфорс добился своего. То есть полнейшей отмены работорговли. Все, занимающиеся такой торговлей, должны будут освободить тех, чьи руки и ноги пока что скованы кандалами.
Елена замерла. Она побледнела, каждый мускул ее прекрасного лица напрягся. Ее рот исказился при воспоминании о том, как мучился и скончался человек, которого она называла дедушкой. Сейчас это казалось таким далеким, словно случилось в какой-то другой жизни. Она взяла документ и развернула его.
— Я рада, — коротко произнесла она. — Я досконально изучу Билль, когда останусь одна.
Маркиз, разбирая бумаги на столе, отложил в сторону еще один документ.
— Полагаю, имя человека, который продал тебя Памфри, было Руфус Панджоу.
Она глубоко вздохнула.
— Да, — ответила она холодно. Ее пальцы продолжали крепко сжимать хлыст.
— Обри проследил за ним. Год назад Панджоу переехал из Бристоля в Плимут. Он по-прежнему занимается позорной, отвратительной торговлей. Однако теперь, вне всякого сомнения, это занятие станет совершенно незаконным даже в колониях, и Панджоу будет вынужден сократить свое дело. Когда-то он безжалостно избил тебя, верно?
— Да.
— Теперь изобьют его, — с издевательской мягкостью произнес маркиз. — Я об этом позабочусь. Прикажу доставить его в Бастилию сразу после нашей свадьбы. А его дом спалят, как сожгли краали твоего деда. Его закуют в цепи, как заковывали тебя. Для меня это устроить очень просто… но, разумеется, все произойдет втайне.
Она наклонила голову.
— Итак, еще одно имя, интересное для тебя, — продолжал маркиз. — Это некий О’Салливан, который был добр к тебе. К несчастью, он умер и год тому назад похоронен в Ирландии.
— Мне очень жаль, — проговорила Елена, и впервые ее взгляд смягчился. — Мне хотелось бы вознаградить его.
Она вспомнила сильные грубые руки, которые поднимали ее; вспомнилось могучее плечо, в которое она с плачем утыкалась лицом; она вспоминала первого помощника капитана, по-своему жалевшего ее.
— Капитан Хамблби тоже мертв… он умер от чумы, — продолжал маркиз. — Видишь, Обри оказался незаменимым в нашем расследовании. Он весьма деловой человек… Так. Эта женщина, миссис Клак, исчезла. Полагаю, она убита братьями Лопес, поскольку ее не видели именно с того дня. Я имею в виду день твоего аукциона.
Елена продолжала пребывать в холодном молчании. Она знала, что Люсьен украдкой наблюдает за ней, читая документы. Но она научилась не выдавать своих чувств. Никто не смог бы обнаружить и тени отвращения и страха, испытываемых ею при упоминании имен, которых она не слышала уже в течение многих лет. Наконец она сказала:
— Почему вы рассказываете мне все это в день нашего венчания? Вам не кажется, что вы выбрали для этого не очень удачное время?
— Ты должна бы уже знать, что я часто делаю то, чего менее всего ожидают от меня, — ответил маркиз. — И я считаю, что именно сейчас самый подходящий момент нанести, скажем, coup de grace [44] по твоему прошлому. Ибо сегодня вечером твоему прошлому придет конец, отныне ты будешь жить под именем мадам маркиза де Шартелье.
44
Решительный, смертельный, сокрушительный удар (франц.).
Она подошла к нему и положила руку ему на плечо.
— Вы знаете, Люсьен, что я всегда буду благодарна вам за ту честь, которую вы оказываете мне.
Он взял ее нежную, украшенную кольцами руку и приложил к своим сухим губам.
— Это ты мне оказываешь честь, моя прекрасная Елена.
— Тем не менее вы женитесь на Фауне, квартеронке, — проговорила она.
Люсьен пришел в восхищение, ибо понимал, чего ей стоило произнести эти слова. Его восхищала ее способность, дающаяся с немалым трудом, относиться к себе так же безжалостно, как к другим.