Невеста скованного лорда
Шрифт:
– Вам не холодно? – спросила у неё не сдержавшись.
Девушка замерла.
– Нет. Я уже привыкла. – Она отложила в сторону чашу, в которую сметала воск, и оглянулась. Посмотрела на меня равнодушно, но вскоре в её серых с синими прожилками глазах промелькнуло узнавание.
– Каталина? – спросила она.
Передо мной стояла не нищенка и не посетительница храма, а моя родная сестра. Такая же хрупкая, как я. С тонкими и при этом выразительными чертами лица и бледной, не поддающейся загару кожей.
– Кэт, – поправила её. – В крайнем случае – Кэтлин. А ты, выходит…?
– Брижина Арди, – произнесла она ровным тоном. Без восторга, удивления или негодования. Я не заметила в ней никаких эмоций, будто она говорила со случайным прохожим, а не с пропавшей девятнадцать лет назад сестрой.
Если встреча со мной её не радовала, то и я не хотела питать иллюзий. Видимо, здесь, на этом острове, у меня всё-таки не осталось никого из близких.
– Мне сказали, ты будешь моей наставницей, – решила я перейти сразу к делу. – С чего мы начнём?
– А мне сказали, что ты потеряла силу заклинательницы. Не представляю, чему тебя можно научить, – ответила она, глядя мне в глаза. И хотя тон её голоса был всё таким же ровным, взгляд стал пытливым. Будто она хотела увидеть реакцию.
Мне с трудом удалось сдержать поднявшийся во мне гнев.
– Зачем тогда соглашалась?
– Его превосходительство лорд Шенье настоял, – она пожала плечами и стала взглядом искать что-то сбоку на полу. Найдя, направилась к стоявшим в углу, стоптанным серым ботинкам, на вид совсем неженским. – Спорить с ним было бесполезно. Не знаю, почему он не выбрал кого-то более пригодного, чем я.
– А ты негодна? – раздражение во мне нарастало как снежный ком.
– Я – негодна, – покачала она головой и принялась надевать ботинки. Заметив на себе мой вопросительный взгляд, пояснила, – Стены этого храма не любят шум. А от обуви слишком громкое эхо, – она говорила о стенах, как о живых существах с характером.
– И поэтому поздней осенью ты ходишь босиком по каменному полу?
– И зимой тоже, – ответила она, поднимаясь и переминаясь с ноги на ногу. Казалось, ботинки были ей неудобны.
– Почему ты не пришла за мной этим утром? – даже если она не радовалась нашей встрече и отведённой ей роли наставницы, я не понимала, зачем показывать это так явно.
– По утрам я служу Твердыне, – ответила она, глядя на меня так же пытливо. – Даже эн-нари не может быть превыше этого.
Кипевший во мне гнев начал переливаться через край.
– Если ты не будешь меня учить, тогда…
– А сама ты хочешь научиться? Если не хочешь, зачем настаиваешь?
Я сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться и не ответить ей грубостью.
Брижина толкнула тяжёлую кованую дверь. Мы вышли из храма на площадь, и в глаза ударили косые лучи солнца.
– Смотри, – она обвела рукой открывшийся вид, – эту площадь преодолевают всякий раз, когда ищут утешения или приходят воздать хвалу. Каждый проделывает этот путь зачем-то. Зачем проделала его ты?
В её словах была истина. Я пришла не учиться, а чтобы увидеть единственную родственницу и наш с ней родительский дом.
– Тогда не будем тратить время впустую, – ответила я. – Покажи мне то место, где мы с тобой родились.
Она вздохнула.
– Идём, – только и ответила.
На улице было по-прежнему прохладно, но Брижина шла без шали, в тонком платье из суровья и не чувствовала холода. Молчаливая, задумчивая, негостеприимная. Как сам этот остров.
– Даже не спросишь, как я жила? – поинтересовалась я, едва поспевая за ней следом. Она шла быстро и от площади свернула налево, на ту же людную улицу, по которой мы сегодня прошли со служанкой.
Оглянувшись, сестра дождалась, когда я с ней поравняюсь.
– Я бы спросила, зачем ты вернулась. Но твоему возвращению принято радоваться.
– А как жила ты? – несмотря на явное нежелание общаться, Брижина вызывала у меня любопытство. Всё-таки лорд Шенье оказался прав, выбрав в наставницы именно её. Она не будет навязывать мне учёбу и досаждать наставлениями, зато я смогу хоть немного заглянуть в своё прошлое.
Брижина взглянула на меня недовольно, но всё равно ответила:
– После твоего похищения меня лишили всех прав и отдали в служительницы. Теперь у меня есть только Твердыня.
– Мне жаль, – сказала я, не найдя более подходящих слов утешения.
– Тогда мне было всего пять, – ответила Брижина. – Я почти не помню жизни вне служения, поэтому и сожалеть не о чем, – на том она снова замолчала и заторопилась по улице.
Её тонкая, одетая в сероватое платье фигура казалась чужеродной среди весёлого и разодетого люда. Даже самые скромные наряды островитян пестрели цветами, и Брижина проходила мимо них, словно призрак. Своим неокрашенным платьем, серыми ботинками, неубранными волосами она напоминала мне отшельницу.
– О, Брижина! – Из дверей булочной на дорогу выскочил дородный мужчина. – Мы только что спекли кренники. Вынести тебе? – спросил он, лучезарно улыбаясь.
Сестра отступила от него на шаг и посмотрела так же строго, как и на меня.
– Я не буду, – сказала она, уже собираясь продолжить путь, но вдруг остановилась. – Хотя… вынеси один. Вот, – протянула ему монету, которую достала из висевшей на поясе мошны.
– Для тебя я за так вынесу, – расплылся в улыбке булочник.
– Это не для меня, – отрезала Брижина. – Возьми, – сунула ему в руку монету.