Невеста Степи
Шрифт:
Они не спеша вышли из юрты. Удивительно яркое утреннее солнце поднималось над серым, с серебристыми отблесками, небом. Было тихо – ни ветра, ни даже намека на его легкое дуновение. Выстроившиеся в коридор воины, женщины в своих лучших нарядах (среди которых были и жены Гумерхана), слуги – все они стали молчаливыми свидетелями свадебного обряда.
Там, впереди, невесту и жениха, ожидал невысокий мужчина, облаченный, в сшитые меж собой, шкуры лис. Его морщинистое лицо чем – то напоминало высушенную желтую виноградину. Раскосые глаза незнакомца, меж тем, выражали затаенную хитрость. Теряясь в догадках, какое именно отношение этот странный человек имеет
Завидев приближающихся жениха и невесту, мужчина, вскинув руку с бубном, начал ритмично ударять в него и выкрикивать непонятные слова.
«Вероятно, это – шаман», – обожгло разум Елены. Она, ощущая досаду и протест от того, что её будущий муж исповедовал тенгрианство, теперь едва передвигала ногами. Но, как бы не старалась девушка отстрочить время, спустя минуты, она и Гумерхан остановились возле алтаря.
Шаман, закончив бить в бубен, устремил на Елену и Гумерхана затуманенный взгляд. Создавалось впечатление, будто он находится в каком-то забытье или трансе. Взяв девушку и мужчину за руки, шаман принялся шептать слова. Совсем скоро шепот перерос чуть ли не в крик. Елена, чувствуя на своей ладони крючковатые, желтые пальцы шамана с длинными, толстыми ногтями, сдерживалась от того, чтобы не скинуть их – столь противным было его прикосновение.
Она стояла и пыталась понять, что именно говорит шаман. А там, в глубине её души, проносились другие слова – которые было принято говорить на родине Елены, в Византии. Слова о верности, обещании быть рядом в здравии и болезни. Было хотя бы что-то подобное в речи шамана?
Елена не могла знать. Глаза её наполнились слезами – вдруг, невыносимо сильно девушке захотелось очутиться во дворце, у себя в спальне. Сердце её заныло от тоски по родным, и особенно – по матери. Кругом были чужие лица. И сейчас так не хватало её доброго взгляда и ласкового слова…
Как-то внезапно, шаман перестал сотрясать воздух своими криками. Отпустив руки Гумерхана и Елены, мужчина дважды ударил в бубен. И следом – раздались веселые, громкие голоса воинов. И только когда Гумерхан зычно крикнул им в ответ, лишь тогда до Елены дошло. Случилось. Теперь она – жена Гумерхан-бека.
– Да начнется пир! – крепко обхватывая запястье Елены, громогласно заявил Гумерхан. Его красивое лицо сияло от радости. Гумерхана можно было понять – ведь Елена была новой женой, и, значит, её чрево могло понести от него ребенка. А еще, девушка была хороша собой, и мужчина живо рисовал в своем воображении, как проведет с ней ночь. Но это – позже! Сперва – пир!
Мужчины расселись полукругом возле одного костра, а женщины, на удалении от них, возле другого. С довольной улыбкой Гумерхан-бек принимал подношения от своих подданных и воинов. Елене так же дарили подарки – отрезы тканей, посуду, браслеты… Все эти дары девушка принимала с робкой улыбкой. Сердце новоиспеченной жены дрожало от осознания случившегося, и того, что случится совсем скоро. На неё, с понимающими улыбками и иногда едкими усмешками, поглядывали другие женщины. Всякая невеста тревожится перед первой брачной ночью. И эта византийская принцесса не была исключением.
Мать Гумерхана-бека сидела меж двух этих костров, как и полагало женщине её статуса, на возвышении – этаком подобии трона, обитым бархатными подушками. Чимэг-хатун, попивая из золотого кубка, молчаливо наблюдала за свадебным пиром. В голове свекрови крутился единственный вопрос – сможет ли эта чужеземка родить наследника для её единственного, столь горячо любимого сына?
Елена, поблагодарив одну из женщин за подарок – отрез полупрозрачной, невесомой вуали, окинула взглядом лагерь. Глаза её искали Гумерхана. Но муж девушки, занятый распитием византийского вина, которое прислали вместе с приданым Елены, был слишком занят, чтобы обратить внимание на свою молодую жену. Немного раздосадованная, девушка отвела взор в сторону – и встретилась с темными глазами Чимэг-хатун. Та смотрела на невестку так, словно разбирала её на косточки. Елена, сглотнув, опустила взор вниз. Там, на серебряном подносе лежало угощение – сладости, лепешки, посыпанные кунжутом, пюреобразная, красно-оранжевого цвета, похлебка, яблоки, орехи… Девушка несмело поднесла к губам половинку грецкого ореха. Внезапно, солнечный свет, что секундами ранее, освещал собой мир, стал меркнуть.
«Неужели тучи так быстро налетели? Но как, в такой безветренный день?» – пронеслось в голове Елены, когда она подняла глаза на небо. Увиденное не сразу достигло разума и понимания девушки. Потому как солнечный диск почти полностью скрылся за темным кругом. Девушка испуганно замерла. В голове её лихорадочно искался ответ на это непонятное явление. Наконец, в памяти всплыли труды Геродота, писавшего что Фалес Милетский, математик и астроном, рассчитал появление солнечного затмения над Малой Азией. Стало быть, именно оно сегодня тоже случилось.
– Это Небо радуется моему будущему сыну! – заметив, как напугались его подданные, громко заявил Гумерхан. Наполнив кубок вином, он залпом осушил его и рассмеялся – счастливо, словно желаемое уже свершилось.
Люди, настороженно обменявшись взглядами, все же, решили довериться словам своего бека. Кто, как не их господин лучше знает? Послышались веселые голоса, горловые песни. А солнце все еще продолжало пребывать во мраке.
«Это знак. Что-то случится,» – душой, ощутила Елена. Она огляделась по сторонам – почувствовал ли кто-либо еще подобное? Но нет. Улыбки сияли на чужих лицах. Вино лилось рекой, слуги приносили всё новые угощения. Все погрузились в праздник.
И, несмотря на охватившее всех веселье, Елена не могла избавиться от предчувствия. Она не понимала, что оно несло с собой – благо или зло. Но девушка была уверена в одном – оно непременно случится. Это чувство не убавилось и тогда, когда солнце вновь одарило всех своими лучами. Ни танцы, ни горловые пения, ничего не могло переменить, заглушить это, пробирающее до странной дрожи, предчувствие.
Как на иголках, до самого вечера, просидела Елена на своем месте. Когда же настал черед идти в юрту, девушка спешно покинула праздник. Ей хотелось хотя бы несколько минут побыть одной.
– Когда будешь готова, придешь к нему с распущенными волосами, – произнесла Чимэг-хатун, перед тем, как Елена зашла в свою юрту.
– Хорошо, – кротко ответила девушка. Чимэг-хатун сжала локоть невестки и прошипела:
– И не смей плакать!
Елена побледнела от услышанного. Плакать?
– Не буду, – вырывая руку из пальцев женщины, выдохнула девушка.
В юрте Елену встретили её верные служанки. Они, освободив девушку от одежды, помогли ей нарядиться в длинную, алую рубаху. Белый цвет, что был принят в Византии, здесь считался траурным – и потому одежда для первой брачной ночи была алого оттенка. Заметив, как дрожит молодая госпожа, служанки начали успокаивать её. Ирина, распустив золотистые волосы Елены, стала медленно расчесывать их. Мария принялась растирать заледеневшие ладони девушки, а Ольга – тихо напевать одну из колыбелей.