Невеста вождя драконов
Шрифт:
Мнимо строгая, справедливая кухарка Агот ничуть не изменилась. Разве что тело ее исхудало, а осунувшееся лицо запестрило старческими морщинами.
— Да, — тихо сказала в ответ, а после, приподнявшись на носочки, затараторила, пытаясь что-нибудь разглядеть в затемненном коридоре: — Да, это я, Агот. Впусти меня, пожалуйста. Я хочу увидеть брата.
— Послушай, милая… — понизив голос до едва слышного шепота, начала женщина и попыталась ухватить девушку за руку, но та ловко увернулась от хватки и, резко толкнув дверь, ворвалась внутрь приюта.
Он
— Ну, и зачем ты здесь? — прорвался сквозь толщу мрачных мыслей охрипший грубоватый голос, по сей день преследующий Мику в кошмарах.
Она резко повернула голову влево и поймала цепкий взгляд темных глаз, почти ненавистно прожигающих выросшую в этих стенах девушку. Губы Ингвары искривились в брезгливой гримасе, что выделило ее крючковатый нос и острые скулы, укрытые длинными смоляными прядями. Тускло-зеленое платье из толстой ткани обвисло в боках, воротничок плотно прилегал к худой шее.
Такая высокая, со сложенными на впалой груди руками, едва прикрывая своей осанистой фигурой половину арки, ведущей в темную столовую, она напоминала Микаэлле самую настоящую ведьму. Но главной ее силой была вовсе не магия, не зелья и не проклятия, а костлявая рука, не раз обжигающе бьющая по голове, лицу и спине, и тяжелый, суровый взгляд — уничтожающий гордость и храбрость попадающих в приют шалунов.
— Г-где… где мой брат? — выдохнула Мика спустя несколько секунд и закусила губу, ругая себя за быструю утрату решимости. Смелость тигра все же оставила ее, обратив в былого хрупкого, избитого котенка.
Охвативший ее страх не остался без внимания главной настоятельницы. Она словно все время только этого и ждала — когда девушка сломается от одного ее взгляда, от одного грубого тона, и даже слегка огорчилась, что Мика сдалась так быстро. Тонкая усмешка заскользила по ее губам.
— Ты все же решила вспомнить о том, что у тебя есть брат? — съязвила, так увлеченно наблюдая за реакцией бывшей воспитанницы, что не заметила, как в приют, легко оттеснив в сторону кухарку, вошел Рейнард. — Спустя пять лет он уже утратил всякую надежду… Бедный мальчик.
— Где мой брат? — нервно сглотнув, повторила вопрос Мика — уже чуть увереннее — и сжала кулаки, впиваясь пальцами в холодную влажную кожу.
Ингвара снова скривила губы, недовольная дерзостью, мелькнувшей в словах незваной гостьи и в выступивших на ее скулах желваках. Она вздернула острый подбородок и сказала равнодушным тоном:
— Несколько недель назад деревню охватила неведомая хворь. Многие заболели. И в приюте, и за его пределами. — Настоятельница замолкла на мгновение, заметив, как дрогнули сведенные мышцы женского лица. Подавив наползающую улыбку, продолжила: — Генри не перенес болезнь. Он…
—
Она подняла голову к лестнице в надежде, что по ступенькам вот-вот сбежит рыжеволосый мальчуган и кинется к ней с объятиями, в которых она так жаждала очутиться. Но она не слышала ни противного скрипа ступенек, ни торопливого топота ножек. Только бешеный стук сердца и чье-то дыхание за спиной.
Рвано выдохнув, Микаэлла бросилась по лестнице наверх. До ушей сразу донеслись громкие хлопки дверей, до этого мгновения слегка приоткрытых любопытными детишками.
— Генри! — крикнула в пустоту, стремглав пролетая мимо чужих комнат, направляясь к одной — той, что находилась за углом, почти в самом конце длинного коридора.
Рывком выбив дверь, она вбежала в маленькую комнатку и столкнулась взглядом с двумя всполошенными мальчишками, испуганно прижавшимися к стенке кровати. Бегло осмотрев обстановку, она задержала взгляд на одной из низеньких коек, застеленной серым покрывалом. Редкие лучи солнца, проникающие сквозь заколоченное окно, скользили по черной ленточке, которая висела над кроватью, по несмятой подушке и маленькой куколке из соломы, занявшей место ребенка.
Горло болезненно сдавили невидимые щупальца страха, легкие сжались. Чувствуя слабость в мышцах и дрожь в ногах, жадно хватая ртом воздух, впитавший в себя запах целебных трав, Мика медленно подошла к его кровати и рухнула на колени. Пальцы до онемения сжали покрывало, глаза застелила пелена слез.
— Прости, — подавленно шепнула она, сверля затуманенным взглядом соломенную куклу. — Прости меня, Генри…
Горячие слезы обожгли веки, скатились по щекам и губам, оставляя солоноватый привкус.
— Прости, что оставила тебя... — Мика сглотнула подступившую к горлу дурноту и, уронив голову на напряженные руки, зашептала, глотая горькие слезы: — Прости, что задержалась. Что пришла так поздно… Мне так жаль…
Плечи дрожали от рыданий, слезы обжигали глаза вновь и вновь. Она проклинала подобное стечение обстоятельств, прекрасно сознавая свою вину. Желала повернуть время вспять, вернуться в тот день, когда ее посетила мысль оставить брата и уплыть. Зная, что его ждет, она никогда не приняла бы это решение, никогда не оставила бы его, даже несмотря на то, что ему не суждено было бы прожить дольше одиннадцати лет.
Жгучий стыд отдался слабостью в коленях, дрожью в сердце и жаром на щеках, на миг утихшим, когда на дрожащее плечо девушки легла тяжелая рука. Она не обернулась и даже не шелохнулась. Лишь затихла, возжелав в эту секунду, чтобы человек, столь утешительно сжавший ей плечо, молча наблюдающий за ней, исчез, оставив ее наедине с душевной болью.
Но он продолжал стоять рядом, не убирая руки и скользя задумчивым взглядом по аккуратно сделанной куколке, а после — по пепельным волосам, полностью скрывшим лицо, на которое ему так хотелось сейчас взглянуть.