Невезучий везунчик

Грубов Николай Сергеевич

– Ме шувани, ме шувани. Ме шувани.
– Засмеявшись, крутнулась на месте и, подскочив к маме, стала ее обнимать и целовать. Мама с радостью позволяла ей делать все, что та хотела.

Мы с мамой в растерянности так и стояли молча, так и не находя слов от такой бурной сцены. Наконец девочка успокоилась и села на диван. Я смотрел на нее и удивлялся. Только что была здесь сама страсть, оглушительное по своей силе наваждение, вихрь переходящий порой в смерч, а сейчас перед нами само смирение, монастырское послушание, глубоко несчастный ребенок, нуждающийся в немедленном утешении.

– Надо же какая артистка? Ты специально нам все это показала? Зачем?

Она меня

не совсем поняла, но сделала вид, что сожалеет от сделанного только что. Так засмущалась, что даже покраснела, опустила свои ведьмовские глаза вниз, и голым большим пальцем ноги как бы в смущении стала ковырять в домотканой дорожке, лежавшей на полу, дырку.

– Наверное, она в тебя влюбилась.
– Шутка у мамы получилась неуклюжая и она, понимая это, заторопилась исправить ее.
– А ты что думаешь, только у взрослых любовь с первого взгляда бывает. Ошибаешься сынок, в детских сердцах иногда такие страсти кипят, что тебе и не снилось. Ох, что-то я не то говорю. Ты уже, наверное, и сам это знаешь, и какой-нибудь девчонке в классе проходу не даешь. Так ведь? Плохо, что у меня вот одни мальчишки рождались, а я так девочку хотела. От вас ведь откровенных разговоров не дождешься. А с девочкой по-другому. Вот как эта Лиза, всего то побыла в доме два часа, а уже как родная. Даже не хочется ее отдавать.

– А ты и не отдавай.

– Коль, ты, что такое говоришь. Как так не отдавать? Ведь там ее семья. Правда, насколько я ее поняла, то ни матери, ни отца она не помнит. В таборе она с тетей живет. И все время что-то бормочет, бормочет, да так жалобно. Сердце разрывается, слушая ее, хоть и не поняла ни одного слова.

– Так я и говорю, она колдунья, или учат ее этому цыгане. Ты же знаешь, что цыгане гипнозом владеют, внушить любую мысль могут, так запудрят голову, что сделаешь все, что они захотят.

Лиза вслушивалась в слова напряженно, и у меня создалось впечатление, что для нее не слова важны, а интонация, с какой их произносят.

– Вот ведь дьявол. А может она телепат и просто считывает мои мысли? Ведь говорить то она не может, а значит и понимать чужой язык тоже не должна по идее. Однако понимает.

Ну, Николай Сергеевич, опять двадцать пять. Опять вам всякая херня мерещится. Начитался фантастики, насмотрелся на своих чудотворцев и тебе уже вся эта галиматья чуть ли не в каждом встречном человеке мерещится. Даже в этом ребенке, то ведьма, то телепат. Ага, точно! Сам господь бог спустился в лице этой девчушки. Окстись, милый. Будь проще.

Мама, как оказалось, уже накормила ребенка, переодела ее в свою кофту, которую девочка, подвязав пояском на талии, превратила в платье, и сейчас видимо что-то определив и решив для себя, Лиза просто валилась на диван, засыпая на ходу. Мать перенесла ее на мою кровать, задернула занавеску и прошептала мне:

– Садись, перекуси, остыло уже все. Что-то вы там с отцом долго гуляли. Вовка поел и сейчас около вашей таратайки крутится. Ты бы его предупредил сынок, чтобы не дай бог чего не открутил. И так она на ладан дышит, а уж если Вовка там постарается, то вовек вам ее не собрать.

Перекусив на скорую руку все теми же блинчиками, но уже фаршированными мясным фаршем я выскочил на улицу. Возле машины стояли не только мой братишка, но и, как мне показалось, вся его футбольная команда. И не просто стояли, а активно пытались ее завести. Откуда-то взяли "ручной стартер" в виде заводной рукоятки и пытались прокрутить двигатель. Отвесив подзатыльник "знатоку" машин я выгнал всю эту шелупонь на улицу, и стал сам осматривать то, что было передо мной. Ни в той, ни в этой моих жизнях я не сталкивался с такой машиной. Тогда,

как я уже говорил, у нас из техники был только мопед, а у меня машины стали появляться только после того как уволился из армии. Хотя на заставе и были машины, но я как-то к ним относился..., прямо скажем чисто иждивенчески. Всегда кто-то возил меня, и самое многое, чем я интересовался у водителя так это тем, что напоминал о необходимости тщательного проведения техосмотра перед выездом. Поэтому представившаяся возможность изучить для начала этот драндулет показалась мне стоящей и весьма своевременной. Я пока не решил еще, будем мы свой гараж делать или сарай Михаила приведем в надлежащий вид, но вот посмотреть, что там привез из запчастей отец, мне было интересно. Вовремя появившийся во дворе отец был хоть и навеселе, но вполне дееспособен, а увидев меня, сразу же постарался загрузить своими сомнениями.

– Коль, ну что? Подойдет нам этот гараж? Ничего лучшего поблизости я не нашел. Мне еще что понравилось. Мишка предлагает помощь свою. Он же токарь хороший, так вот он говорит, что любую деталь выточит для машины. Главное, чтобы кто-то старую деталь подготовил, чтобы было с чего копировать. Представляешь? Значит, нам не надо будет в депо нырять, деньги тратить. Нет, ему тоже придется за работу что-то отслюнивать, но я думаю, что гораздо меньше. Я, еще как следует, в машине не ковырялся, и не знаю, что конкретно менять придется, может нам токарь и не понадобится, но все равно хорошо, что уже имеется такой специалист.

Слушая отца, я радовался за него. Человек просто расцвел, он полон энергии, готов горы свернуть. И это тот же человек, о котором я по той жизни только и знал, что он работает водителем, а потом охранником после девяностых. И все! Тихий, спокойный, в меру пьющий, никогда не сказавший матери слова поперек. А сейчас? Его не узнать просто. Не знаю, я его сдвинул с места, не я, да это и не важно. Важно, что у него появилось желание жить, что-то делать, что-то пытаться изменить в себе. Это главное, это значит, что невольно я выполняю свой план. Я уже можно сказать изменил отца, брата, себя, в конце концов. И это здорово! Не известно, что будет дальше, но что-то изменится, это уже мне видно наглядно, и не только по отцу.

Отец продолжал обсуждать свои проблемы, и мне подумалось, что они стали не только его проблемами, они стали нашими. Его и моими, и они мне интересны.

– Пап, ты хоть покажи те запчасти что прикупил, интересно же.

– Точно! Давай смотреть.

Он вытащил большой мешок из кузова машины и, постелив на землю фанеру, стал аккуратно вытаскивать и раскладывать запчасти. Одновременно не прекращая рассказывать, перескакивая с гаража Миши, на самого хозяина, тут же вспоминая, как он искал эти запчасти по объявлению, и тут же начиная объяснять, какая из запчастей для чего нужна. Мне не было нужды задавать наводящие вопросы, он сам с огромным удовольствием все рассказывал и показывал.

Оказывается, к концу войны у нас в стране целых два завода производили сборку Виллисов, потом как я понял, из двух сделали один, засекретили его, так как он стал только для армии работать. Но вскоре и там перешли на другие машины. А вот запчасти оставались, и их по воинским частям много валялось на складских стеллажах, пока им ноги не приделали, и не стали продавать всем, кому только было нужно. Сейчас же эти запчасти можно только на армейских складах и надыбать, так как только там и встретишь эти Виллисы. Тот мужик, что продавал эти запчасти, был когда-то кладовщиком на таком вот складе, ну и естественно кое-что натаскал домой. Ну не может наш человек без того чтобы не поделиться с государством.