Невидимый мир
Шрифт:
(Ты извини, сказала Кейта, ты сама увидишь. Но ты должна это посмотреть. Я просто не считаю себя вправе. Да, конечно, я посмотрю, ответила Ивик. И ты не думай, я не обижаюсь. Я и не хочу быть фантом-оператором на самом деле.)
ЭтоАшен хотела, едва не ляпнула она, но вовремя замолчала.
Кейта была совершенно обычная. Ивик почему-то казалось - Кейта должна измениться. Ивик пережила множество смертей. Смерть ходила рядом, плотоядно облизываясь, она была обыденностью. Ивик видела, как смерть переживают другие - как бьются в отчаянии, буквально в судорогах. Как громко и почти неестественно рыдают, закрыв лицо руками. Бледнеют, молча и страшно. Впадают в прострацию. Громко, оживленно говорят и не переставая делают что-то, и не могут умолкнуть ни на секунду. И в этом, опять же, не было ничего особенного, но ведь Кейта потеряла дочь. Дочь! Ивик даже не пыталась вообразить "а если бы что-то случилось с детьми". Это было за пределами вообразимого. Она не знала, как теперь разговаривать с Кейтой.
Наконец подъем кончился, и теперь перед гэйнами открылся фантом.
Они приблизились. С такого расстояния он был виден лучше всего. Ивик остановилась, всматриваясь.
Фантом был лучше ее собственного. Ей казалось - намного. Она не только не обижалась на Кейту, вроде бы укравшую идею - да и какая там идея-то, банальность по сути. Ей теперь было стыдно, что она в свое время так бездарно, так нелепо эту идею воплотила.
Восхождение. Люди шли один за другим, вытягивали друг друга из расселин, подавали руки, несли детей и стариков на плечах. Ивик поднималась и спускалась вдоль горы, вглядываясь в лица. Фантом был неподвижен, как и она сама задумала. Но лица... не зря все-таки Кейта - художница. Фантомы, наверное, и должны создавать именно художники. Зрительный образ. Лицо девчушки, совсем еще юной, доверчиво протянувшей руку парню, перед тем, как прыгнуть через ручей. Высокий, седой старик-дейтрин, явный гэйн, судя по осанке, но уже, видимо, больной, уже слабый, и девочка-подросток, ведущая его под руку. Монахиня со строгим, просветленным лицом. Парень, высоко и гордо вскинувший руку с красным флагом, трепещущим на ветру. Женщина, подающая ребенка из рук в руки высокому мужчине. Целая вереница детишек, самоотверженно помогающих друг другу карабкаться по камням. Врач, склонившийся над больным, лежащим чуть в стороне, и рядом - двое друзей, смотрят тревожно, держат больного за руку. Монах-хойта с дейтрийским крестом.
Они все были - живые. Настоящие. И в то же время - не совсем такие, как в жизни. Каждый из них совсем-совсем не думал о себе. Не замечал себя. Каждый растворился в друге, в любимой, в том, кто был рядом и нуждался в заботе и помощи.
Еще было новое - вдоль ряда Кейта расставила гэйнов-часовых, в форме и с автоматами, пристально вглядывающихся вдаль. Они охраняли цепочку.
Ивик повернулась к Кейте и ощутила, что не может говорить - в горле застрял комок. Слишком трогательным был этот фантом. Ей никогда не удалось бы создать такой...
Впрочем - кто знает.
– - Кейта... это замечательно! То, что ты сделала...
– - Понимаешь, я подумала, - в который раз стала оправдываться Кейта, - я решила, что идея просто замечательная. Кельм был прав тогда. И ты все очень хорошо сделала. Но тебя никто не знает, а у меня... да, у меня этот фантом приняли. Теперь его будут охранять, и я буду его поддерживать. Я просто думала, что лучше так, чем совсем никак. Ты меня тогда заразила, понимаешь? Я поняла, что это просто нужно создать. Обязательно. И вот...
– - Да это же здорово!
– сказала Ивик, - и какая разница - кто? Главное, что это сделано. Что они это увидят, почувствуют. Что мы... мы не только войну эту нашу бесконечную можем транслировать. А и что-то хорошее наконец.
Она поднялась вверх. Там, в конце цепочки, ближе к вершине горы, скрытой сияющим светлым пламенем, точно так же, как в ее старом фантоме, возвышались флаг и крест. Серебряный, отражающий сияние вершины, огромный крест. И ярко-алое знамя, развернутое на ветру. Ивик поднималась все выше, вдоль цепочки, вглядываясь в лица, поражаясь их выражению, позам, поражаясь гениальности Кейты. И потом она увидела тех, кто шел впереди. Ей показалось, что она узнала монаха с крестом, он был очень маленький, не по-дейтрийски маленький, щуплый, и крест как будто был для него тяжеловат. А рядом с ним шла девушка чуть повыше ростом, со светло-русыми длинными волосами, заколотыми сзади в тугой узел. На лицо ее падали словно отсветы от алого знамени над головой. Знамя чуть касалось плеча, стекало по шее, словно яркая, артериальная кровь. Серые глаза смотрели вперед - печально, невидяще.
Ашен. Лет четырнадцати. И с длинными волосами, которые она носила только в детстве. В квенсене она почти сразу обрезала волосы. А лицо ее казалось еще младше, сквозь него проступал совсем маленький ребенок, едва не младенец, беззаботный, ласковый, счастливый.
Такой ее видела Кейта. Ивик медленно опустилась на землю. Она не решалась больше посмотреть в лицо Ашен. Страшный для нее образ.
И - хороший образ. Потому что - шендак, пусть они учатся видеть людей так, как их может видеть только мать.
Может быть, кто-нибудь подумает, прежде чем убить человека...
– - Вот так, - сказала Кейта, соскочив на землю рядом с Ивик, - А Эль... Эльгеро. Он знаешь, с того самого момента, как ее... как она... В общем, он дома больше и не появлялся. Работы очень много. И пусть. Его это отвлекает.
Ивик наконец решилась - протянула руку и погладила плечо Кейты. Так грустно кивнула. Гэйны стали медленно спускаться по склону вниз.
– - Иногда я думаю, ради чего все это...
– сказала Кейта, - если вот так. Зачем мы живем...
Ивик вдруг вспомнила Кельма, его последние слова. Просто живи. Не спрашивай - зачем. Потом, когда-нибудь, ты это поймешь.
Не ради же Огня этого. Не ради нескольких строчек... или образа... или мелодии. Это было бы слишком уж пошло. Не стоит ради этого жить. И мучиться не стоит.
Не ради любви - мы слишком недолговечны, любимых слишком легко потерять.
Не ради Дейтроса, это было бы и вовсе смешно. Или там идей каких-нибудь.
Ивик стиснула руку Кейты. Подумала, что они выглядят забавно - как часть цепочки, они тоже держат друг друга за руки. Но ведь так оно, по сути, и есть.
– - Просто жизнь стоит того, чтобы жить, - сказала она. Кейта кивнула. Она знала эту песню.
Но не продолжила.
– - Еще знаешь что?
– сказала Ивик, - ничто настоящее не умирает насовсем. Все настоящее, чтобы остаться живым, должно пройти через смерть.
– - Да я знаю, - негромко сказала Кейта, - ты думаешь, я не понимаю? Жизнь наша только и состоит в том, что ты убеждаешься - оказывается, и это можно пережить, перенести и жить дальше. И это, и то, и третье. И даже вот с этим можно смириться в конце концов.
Ивик подняла руку. И с руки стали вспархивать в небо маленькие белоснежные птицы. Или бабочки. Они поднимались вверх, к зениту кругами и медленно таяли в небе.
– - Хорошо здесь, в Медиане, - сказала Кейта, - я ведь только взрослой уже сюда попала. Я люблю здесь бывать. Покой. И свобода.
– - Я тоже люблю. Это, наверное, все любят.
Здесь сплетены прошлое, настоящее, будущее. Реальность не отличается от воображения. Медиана - это свобода. Безграничная свобода от самого себя. От суетного и плоского мира. Свобода от боли. В ней заключена даже свобода от смерти, и когда ты здесь - ты знаешь точно, что смерти, по сути, не существует. Жизнь замыкается в кольцо. Рано или поздно ты вернешься к истоку. Ты просто идешь, не торопясь, и обязательно вернешься, и встретишь любовь, всю любовь, которой так не хватало, и тогда, может быть, поймешь, ради чего нужна эта жизнь.