Невидимый страж
Шрифт:
— Многие уверяют, что его видели.
— Да, в восемнадцатом веке, но чтобы в 2012 году? — скептически произнесла Амайя.
— Басахаун? А что это такое? Какой-то лесной джинн? — заинтересовался Джеймс.
— Нет, нет, басахаун — это реальное человекообразное существо около двух с половиной метров ростом, с длинными волосами на голове. Все его тело тоже покрыто волосами. Он живет в лесах, частью которых является и защитником жизни в которых выступает. Согласно легендам, он следит за тем, чтобы никто и ничто не нарушало существующее в лесу равновесие. И хотя он старается не попадаться людям на глаза, относится он к нам очень дружелюбно. Ночью, когда пастухи спят, он издалека сторожит овец и, если к ним подкрадывается волк, будит пастухов мощным свистом, который составляет весь его язык и который слышен на многие километры вокруг. Взобравшись на какую-нибудь возвышенность, басахаун также предупреждает пастухов о надвигающейся буре, чтобы они успели собрать отару и укрыться с ней в одной из ближайших пещер. И пастухи его благодарят, оставляя на какой-нибудь скале или у входа в пещеру немного хлеба, сыра, орехов или молока тех же овец, поскольку басахаун не ест мяса, — пояснила Роз.
— Потрясающе! — воскликнул Джеймс. — Расскажи
— Здесь также есть джинн, вроде тех, о которых рассказывается в сказках «Тысяча и одной ночи». Он сильный, своенравный и ужасный. Кроме всего прочего, это джинн женского рода, и его зовут Мари. Она живет в пещерах и в скалах, всегда высоко в горах. Мари появилась задолго до христианства. Она символизировала мать-природу и силу земли. Именно она защищает урожаи и роды у скота. Она способствует плодовитости не только земли и скота, но также и людей. Покровительница, властительница природы, а для некоторых дух земли, своенравный и капризный, способный принимать вид любого явления природы — скалы, ветки, дерева, обязательно напоминающего очертания женской фигуры. Как правило, это фигура, которая ей нравится больше всего, — красивая и элегантно одетая дама, похожая на королеву. В таком же виде она является людям, но они никогда не догадываются, кто перед ними, пока она не уйдет.
Джеймс с искренним восторгом слушал рассказ Розауры, которая продолжала:
— У нее много жилищ, и она их постоянно меняет, перелетая из Айи в Амбото, из Чиндоки сюда. Она живет в местах, которые снаружи выглядят как утесы, скалы или пещеры, но посредством потайных ходов соединены с ее роскошными царственными и полными сокровищ чертогами. Если ты хочешь, чтобы она оказала тебе услугу, ты должен подойти к входу в ее пещеру и положить там какое-то подношение. Если то, чего ты хочешь, это ребенок, то в лесу есть поляна со скалой, имеющей очертания женской фигуры, в которую иногда воплощается Мари, чтобы охранять дорогу. Так вот, ты должен туда пойти и положить на эту скалу камень, который принесешь от двери своего дома. Положив свое приношение, ты должен удалиться, не оборачиваясь и двигаясь спиной вперед, пока скала или вход в пещеру окончательно не скроется из виду. Это удивительно красивая легенда.
— Это точно, — прошептал Джеймс, все еще находящийся под впечатлением от созданной Розаурой волшебной атмосферы.
— Мифология, — скептически хмыкнула Амайя.
— Не забывай, сестра, что мифология базируется на верованиях, которые существовали многие сотни лет.
— Только для доверчивой деревенщины.
— Амайя, я не верю своим ушам. Неужели это говоришь ты? Баскско-наваррская мифология описана в документах и научных трудах самых уважаемых людей, например отца Барандиарана, который является не доверчивой деревенщиной, а признанным антропологом. Некоторые из древних обычаев дошли и до наших дней. На юге Наварры, в Ухуе, есть церковь, в которую женщины, желающие иметь детей, совершают паломничества с камнем, который приносят из дома. Там они кладут его на груду булыжников и молятся Пресвятой Деве, покровительнице этих мест. Но то, что женщины приходили на то же место и прежде, чем там возник скит, это не вызывающий сомнения факт. И свой камень они клали у входа в пещеру естественного происхождения, чего-то вроде колодца или очень глубокой шахты. И эффективность этого ритуала тоже хорошо известна. Скажи мне, что католического или христианского в обычае приносить из дома камень и просить у Девы, чтобы она послала тебе ребенка? Это противоречит даже здравому смыслу. Скорее всего, католическая церковь, поняв, что искоренить подобные широко распространенные в народе воззрения невозможно, решила, что будет лучше возвести там монастырь. Тем самым она превратила языческий ритуал в католический, как это уже было ранее сделано с солнцестояниями на праздник Святого Иоанна и Рождество.
— То, что Барандиаран описал эти традиции, указывает только на степень их распространения, а не на истинность, — парировала Амайя.
— Но, Амайя, что важнее — истинность того или иного явления или вера в него множества людей?
— Все это обреченные на исчезновение деревенские сказки. Я не спорю, это очень красивые легенды. Но неужели ты считаешь, что в эру мобильных телефонов и Интернета кто-то воспринимает их всерьез?
Энграси негромко кашлянула.
— Я не хотела тебя обидеть, тетя, — извиняющимся тоном добавила Амайя.
— В наше время высоких технологий людям не хватает веры. Скажи мне, почему все это не мешает какому-то чудовищу убивать девочек и приволакивать их тела на берег реки? Поверь, Амайя, мир не особенно изменился. Он продолжает оставаться местом, в котором временами воцаряется тьма, и тогда злые духи окружают наше сердце. Море продолжает бесследно поглощать огромные корабли, и по-прежнему существуют женщины, которые молятся о зачатии. Но пока есть тьма, существует и надежда, и эти верования не теряют своей ценности и, как и в минувшие века, составляют важную часть нашей жизни. Мы чертим крест на тесте для хлеба или кладем эгускилоре[14] у двери, чтобы защитить свой дом от зла. Некоторые вешают у входа подкову. Немецкие крестьяне рисуют красной краской амбар, над которым вычерчивают звезды. Святому Антонию мы вверяем животных, а святого Бласа просим избавить нас от насморка… Сейчас это может показаться вздором, но в начале прошлого века Европу охватила эпидемия гриппа, который пришел туда из Испании. Минувшей зимой ужас перед вирусом гриппа А вынудил правительства всех стран вложить миллионы в бесполезные вакцины. Люди всегда надеются на защиту и поддержку высших сил, когда оказываются на милости сил природы. Еще совсем недавно они пытались жить с ней в ладу, и неважно, какую форму она принимала — Мари или святые мученики и девы, принесенные христианством. Но когда наступают темные времена, старые формулы по-прежнему работают. Так же, как когда отключают свет, и, чтобы подогреть молоко, мы ставим в очаг металлическую кастрюльку, вместо того чтобы воспользоваться микроволновкой. Неудобно? Сложно? Возможно, но это работает.
Амайя несколько мгновений молчала, как будто осмысливая все, что она только что услышала.
— Тетя, я понимаю, что ты хочешь мне сказать, но мне все равно трудно поверить в то, что кто-то пойдет к пещере или к скале, чтобы попросить духов помочь обзавестись ребенком. Я думаю,
— А если это не поможет?
— Тогда нужен специалист по репродуктивному здоровью, — вмешался Джеймс, многозначительно глядя на Амайю.
— А если и это не сработает? — упорствовала Энграси.
— Полагаю, тогда остается только надежда… — сдалась Амайя.
Тетя с улыбкой кивнула.
— Мне хотелось бы взглянуть на это место, — произнес Джеймс. — Это далеко? Вы не могли бы меня туда проводить?
— Конечно, — отозвалась Роз. — Мы можем сходить туда хоть завтра, если не будет дождя. Тетя, ты пойдешь?
— Вам придется меня извинить. Вся эта беготня уже не для меня, так что идите сами. Это недалеко от того места, где нашли эту девочку, Карлу. Амайя, ты тоже должна бы сходить к этой скале, пусть даже из простого любопытства.
Джеймс смотрел на жену, ожидая ее ответа.
— Завтра хоронят Анну Арбису. Кроме того, мне надо зайти к Флоре и… — Что-то вспомнив, она достала мобильный и набрала номер Монтеса.
Она снова услышала автоответчик, предложивший ей оставить голосовое сообщение, которое будет преобразовано в текст.
— Монтес, перезвони мне. Это Саласар. Амайя, — уточнила она, вспомнив, что ее сестры носят ту же фамилию.
Роз попрощалась и направилась к лестнице, а Джеймс поцеловал тетю Энграси и обнял жену за талию.
— Будет лучше, если мы отправимся спать.
Тетя не двинулась с места.
— Джеймс, подожди ее наверху. Амайя, задержись, пожалуйста. Я хочу кое-что тебе рассказать. Погаси этот свет, пока он окончательно меня не ослепил, приготовь две чашечки кофе и присядь напротив меня. И не перебивай меня, пожалуйста.
Энграси внимательно посмотрела племяннице в глаза и заговорила:
— В ту неделю, когда мне исполнилось шестнадцать лет, я видела в лесу басахауна. Я каждый день до самой ночи собирала в лесу дрова. Время было очень тяжелое. Я должна была насобирать столько, чтобы хватило на все печи в цеху, домой и на продажу. Иногда мне приходилось тащить столько, что у меня не хватало сил. Однажды я в отчаянии бросила свой груз на обочину дороги и, упав на землю, зарыдала от переутомления. Наплакавшись, я затихла. Лежа между вязанками дров, я спрашивала себя, как мне дотащить их до дома. И тут я его услышала. Сначала я подумала, что это олень. Олени ходят очень тихо, не то что кабаны, которые ломятся сквозь чащу с оглушительным треском. Я подняла голову над вязанками дров и увидела его. Я приняла его за человека. Самого высокого из всех, кого я когда-либо видела. У него был обнаженный, очень волосатый торс и длинные волосы, закрывавшие всю спину. Он палкой скоблил кору дерева и длинными ловкими пальцами отправлял себе в рот ее кусочки, как будто речь шла о каких-то деликатесах. Внезапно он повернул голову и начал принюхиваться, шевеля носом, как кролик. Я была абсолютно уверена в том, что он знает о моем присутствии. Со временем, когда я спокойно все обдумала, я пришла к выводу, что ему отлично известен мой запах, который уже стал частью леса, потому что там проходила моя жизнь. Утром, как только рассеивался туман, я уходила в горы и работала до полудня. Потом я делала перерыв, чтобы вместе с сестрами поесть горячей еды, которую нам приносила мама. Вместе со старшей сестрой она увозила дрова, которые нам удалось собрать за утро, на нашем ослике, а я оставалась работать еще пару часов или пока не начинало смеркаться. Мой запах, наверное, стал такой же неотъемлемой частью той части леса, как запах любого из живущих там животных. У нас даже было там более или менее ограниченное отхожее место, куда мы ходили по нужде, прежде всего, чтобы самим не вступить ни во что ногами в процессе поиска дров. Так что басахаун втянул носом воздух, узнал меня и продолжил заниматься своим делом, как ни в чем не бывало, хотя пару раз он обеспокоенно повернул голову, как будто опасаясь чего-то за своей спиной. Так продолжалось еще несколько минут, после чего он медленно удалился, время от времени останавливаясь, чтобы отщипнуть с дерева маленький кусочек коры или мха. Я поднялась на ноги и с новыми, неизвестно откуда взявшимися силами собрала вязанки. Я точно знаю, что я не запаниковала. Да, мне было страшно, но скорее как человеку, который стал свидетелем чуда, которого не заслуживает. Например, как ребенок, увидевший в лесу кокосовую пальму. Могу только добавить, что, когда я вернулась домой, я была бледной, как будто обмакнула лицо в тарелку с мукой, а мои волосы облепили голову, взмокнув от холодного липкого пота. При виде меня твоя бабушка так перепугалась, что уложила меня в постель и заставила пить чай с какой-то травой, пока мне не начало казаться, что я проглотила пеньковую веревку. Дома я ничего не рассказала, наверное, потому, что мои родители не смогли бы правильно принять то, что я видела, и я это знала. Хотя у меня самой не было на этот счет ни малейших сомнений. Я знала, что это был басахаун. Как и все дети Бастана, я много раз слышала истории о басахауне и других существах, некоторые из которых были волшебными и жили в лесу задолго до того, как люди построили церковь, а рядом с ней Элисондо. В следующее воскресенье во время исповеди я все рассказала кюре, такому ухоженному иезуиту по имени отец Серафим. Смею тебя уверить: оказалось, что у него нет ничего общего с его ангельским тезкой. Он назвал меня бессовестной лгуньей, а когда этого ему показалось недостаточно, он выбежал из исповедальни и костяшками пальцев отвесил мне подзатыльник, от которого у меня выступили на глазах слезы. После этого он прочитал мне лекцию об опасностях, подстерегающих тех, кто придумывает подобные сказки. Он запретил мне затрагивать эту тему даже в кругу семьи и наложил на меня епитимью, заставив читать «Отче наш», «Радуйся, Мария», «Верую» и Иисусову молитву в таком количестве, что я отрабатывала ее несколько недель. Так что мне больше и в голову не приходило рассказывать об этом происшествии. Когда я шла в лес собирать дрова, я производила столько шума, что распугивала все живые существа в радиусе двух километров. Я во весь голос распевала Te Deum[15] на латыни и возвращалась домой, окончательно осипнув. Я больше ни разу не видела басахауна, хотя мне часто чудились его следы. Разумеется, это могли быть следы оленя или медведей, которые тогда еще здесь водились. Но я всегда знала, что мои песни были для него сигналом, что он удаляется, едва услышав мой голос, что он знает о моем присутствии, принимает его и избегает меня так же, как избегаю его я.