Невинность на спор
Шрифт:
Еле успеваю захлопнуть дверь перед его бесцеремонным носом.
— И чего я там не видел?
– удивленно спрашивает Марк.
— Слишком много, так что останься там, пока я надеваю платье.
— Ты меня так и не поблагодарила, — говорит и предупреждая моё материальное предложение, шипит: — И только попробуй заговорить о бабках.
— О дедках можно? — смеюсь я, и мигом натягиваю свое совершенство, после того как сняла мамино платье в облипку.
Застегнувшись и замерев перед зеркалом, ощущаю нереальный прилив сил. Эмоции, что
— Марк! – кричу я, но там тишина. И она болезненным комом встает в горле. Неужели он ушел? Почему не предупредил? — Марк! Синицын!
Поправляю складочки шелка и поворачиваю замок в двери.
Выглядываю и поджимаю губы, когда не нахожу его взглядом.
Бросил. Ничего нового. Пнул очередную фигуру наших хрупких отношений.
А на что ты рассчитывала, что он будет как герой твоего романа в восхищении ахать и охать? Даже, смешно, представляя Синицына в этой роли.
Тяжело вздыхаю, отрывая дверь шире и замечаю движение в зеркале гардеробной.
Меня пронзает страх в сочетании с дрожью возбуждения. Я вскрикиваю, когда на лицо ложится тяжелая ладонь, в задницу толкается твердыня, а горячее никотиновое дыхание щекочет ухо. С хриплым шепотом:
— Вот ты и попалась, Малышева.
Глава 51.
Кислород / Артём Пивоваров
В комнате как будто разом исчезает весь кислород. Дышать нечем. Бороться с желаниями почти невозможно. Оно, подобно яду в крови, растекается по всему организму, заставляя сердце биться чаще, а воздух — с шумом выходить из полуоткрытых губ. Особенно, когда тяжелая, покрытая сеткой вен, рука Марка, как легкое пёрышко гладит локоть. Господи, просто локоть!
Удерживает меня от побега. Его губы искусители нежно покусывают ушко. И так сладко, сладко сжимается узлом низ живота, что я стискиваю бедра. Хочу сказать, чтобы он прекратил. Мы ведь друзья. Просто друзья. Но губ касается большой палец, сминает, толкается внутрь. Я закрываю глаза от щемящего грудь безотчётного восторга, чувствуя вкус его кожи. Эмоциональная спираль обуревает все существо, пронзая возбуждённое, до нельзя тело мелкой дрожью.
— Какая же ты горячая, — слышу сквозь чувственный туман сиплый голос. И сдаюсь ему на милость, поднимаю руки, обхватываю короткие волосы. Тяну и глубже принимаю в рот палец. Вылизываю, сосу, сама не соображая, как себя заставить положить конец. Как остановиться. Как вспомнить, где я и кто такой Марк.
Но голос разума заглушен желаниями плоти, что так хорошо сочетается с жгучею жаждой Марка. Он чуть подталкивает меня вперёд. Покорно шагаю, под давлением руки наклоняюсь над кроватью и прогибаюсь кошкой, стоит ему провести по спине ребром ладони.
Рука сползает, к подолу платья, заставляет меня окаменеть и втянуть носом воздух. Рот так и занят. Там, туда-сюда елозит палец.
Теперь рука ползет все выше и вздрагиваю когда он без предупреждения накрывает ладонью
— Соси, давай, — толкает он в меня палец все чаще, все глубже, пока сам вызывающе пролезает в лиф платья и сжимает сосок. Оттягивает. Крутит, словно меня настраивая.
Как будто это требуется.
Нет, стоит Марку меня задеть, как тело превращается в глину, готовую принять ту форму, которую он скажет.
— Умница, развратница, — шепчет он, забирается кончиков языка в ушную раковину и меня дергает, словно от электрического разряда. И я уже теряю связь с реальностью. Но должна найти ее. Должна вспомнить, кто такой Марк и как часто он отмачивает подобные маневры с другими идиотками.
— Марк, нет… — выдыхаю я шумно, когда его пальцы выскакивают изо рта и находят другой сосок. Сильно сжимают, давая между ног новый сильный импульс.
— Закрой рот… Просто молчи, — требует он, пропитывая свой голос особыми приказными нотками, и я хныкаю, когда внезапно его наглая рука обхватывает подобие талии, сжимает, удерживает, сколько не вырывайся. Разве вырвешься из капкана собственных, бесстыдных желаний. Особенно столь тесно переплетных с эмоциями. — Ты вкусно пахнешь, особенно под трусиками. Давай снимем их.
Его слова сопровождаются аморальными действиями, сводящими с ума. И как не сжимай бедра, он все равно надавливает на половые губы, пропитывая ткань влагой. У Марка стояк? Да… А я постоянно влажная, стабильно на грани оргазма.
— Дверь… Кто-нибудь войдет, — даю себе последний шанс на спасение. Но сложно сбежать, когда в клетке так сладко.
— Я запер ее, — прикусывает он мне шею и пальцами забирается под ткань трусиков. Теребит складочки, вынуждает хватать ртом воздух и осознавать сквозь шум крови в голове, что проиграла. Себе проиграла.
Марк вдруг убирает руки. Я сразу чувствую холод, пронзающий насквозь, но недолго. Потому что Марк резко разворачивает меня к себе лицом, пленяет ладонью шею, так что внутри все переворачивается. От взгляда, пропитанного одержимостью дрожит под ногами земля. Ускользает совсем, стоит ему грубо толкнуть меня назад. На кровать. Как в пропасть экстаза, что приносит мне один взгляд на его неторопливо обнажающееся тело.
Есть шанс прекратить безумие, пока он снимает свитер. Сбежать, сообщить, что все это мне не нужно, солгать! Но Марк ставит колено на подол и качает головой.
— Дернешься, порву, — заявляет он и нагло задирает подол платья, нависает, ставит руку возле головы, а мою отбрасывает, когда хочу его ударить. – Заебала… Я же здесь, я хочу тебя, что еще нужно?
— Марк, перестань…
— Хочу тебя, как дурной. Сексуальный маньяк и то более приличные мысли имеет. Ведь мог тебя прямо в магазине трахнуть. Нагнуть и насадить на свой хер. Знаешь, как он болит рядом с тобой.
Марк хватает мою руку, прижимается лбом ко лбу и рычит:
— Потрогай его. Потрогай меня, Булочка. Там, пиздец, пожар.