Невинность
Шрифт:
Лестницу мы нашли за боковой дверью в зале приемов и поднялись на третий этаж. Наверху еще одна дверь вывела нас в прихожую, где стояли два стула. Освещалась она только маленькой лампочкой-свечкой, которая мерцала перед нишей со статуэткой Богоматери.
– Не место нам здесь, – прошептал я.
– Но мы пришли.
– Почему?
– У нас тут два дела, прежде чем мы вернемся к моему опекуну.
Я вспомнил, что на его вопрос, увидит ли он ее в ближайшее время, она ответила, что все будет как договаривались.
– И что мы должны сделать?
– Доверься мне, – ответила она и повернулась к двери, ведущей в личные апартаменты архиепископа.
Я подумал, что дверь окажется запертой и наши планы порушит отсутствие второго ключа. Но дверь открылась.
Когда мы переступили порог, я ожидал встречи с темнотой, однако пара ламп горела. Свет заставил Гвинет сдержать шаг, но потом она решительно вошла в другой мир, отличный от комнат первого этажа, которые являли собой золоченый фасад резиденции принца церкви.
Здесь жилая комната напоминала мне фотографии домов, обставленных дизайнерами, исповедующими спокойный современный стиль. Мягкая мебель, обитая золотистым шелком, за исключением двух красных стульев, сглаженные углы, большие округлые подлокотники, ножки, чуть сдвинутые в глубину, так что создавалось ощущение, что мебель буквально плыла над полом, столики из экзотического лакированного дерева различных оттенков серебра и золота, алые, поставленные на попа подушки, большие абстрактные картины. Фотографии квартир с похожими интерьерами встречались мне в журналах, и принадлежали они модным писателям, художникам-авангардистам и кинозвездам, которые характеризовали свой вкус как «простой гламур».
Меня удивило, что религиозное в гостиной практически отсутствовало, но больше всего потрясли две марионетки на каминной плите. Они сидели, поддерживаемые декоративными металлическими пластинами, глядя друг на друга от противоположных краев картины: на белом фоне несколько черных арок с синими пятнами, которые выглядели как пролившаяся кровь инопланетных существ.
59
В конце гостиной, справа, в глубь апартаментов уводил коридор. Совершенно темный, если не считать прямоугольника света, падавшего из открытой двери. Серый напольный ковер в этом прямоугольнике казался усыпанным галькой. Из комнаты доносились два серьезных мужских голоса.
– Говорящие головы, – прошептала Гвинет, почувствовав мое смятение.
– Кто? – в недоумении прошептал я.
Конечно же, ее опыт общения с телевизором не шел ни в какое сравнение с моим, поэтому в ответе звучала абсолютная уверенность:
– Это телик. Новости или ночное ток-шоу.
При любом раскладе архиепископ не спал, и я подумал, что нам надо немедленно уходить.
Она придерживалась иного мнения, вернулась к нерастопленному камину и прошептала:
– Иди сюда. Быстро. Помоги мне.
Когда я подошел, она раскрыла матерчатый мешок для стирки и положила на каменную плиту перед камином.
– Но это же воровство, – запротестовал я.
– Нет. Это очищение.
Хотя я верил, что она не врет, меня не отпускала мысль, что ее, возможно, ввели в заблуждение.
– Они знают, что я здесь, – прошептала она. – Знают.
Марионетки по-прежнему смотрели друг на друга с противоположных концов каминной доски. Их глаза с радиальными полосками не повернулись к нам.
– Не думаю, что мне следует прикасаться к ним, Аддисон. Ты сможешь их взять и положить в мешок?
– Но почему это не воровство?
– Я пошлю ему чек на большую сумму, если ты настаиваешь. Но положи их в мешок. Пожалуйста.
Пребывая в полнейшем недоумении, не в силах поверить, что оказался в этом месте и занимаюсь таким делом, я попытался снять марионетку с каминной доски, но оказалось, что она прикреплена к металлической пластине, которая уходила под фрак. Другой конец пластины крепился к каминной доске несколькими винтами.
– Поторопись, – нервно шепнула Гвинет.
Я поднимал фрак вверх по пластине, пока не увидел шнурок, которым марионетку привязали к ней. Возился с узлом, когда из коридора в комнату вошел архиепископ.
Он нес два чемодана и, увидев нас, выронил их на пол, так резко, что один повалился набок.
– Кто вы и что здесь делаете? – спросил он, а когда Гвинет повернулась к нему, добавил, узнав: – Ты.
Его наряд состоял не из сутаны, стихаря, епитрахили, наперсного креста, белого воротника, не из простого черного костюма священника, ни даже из халата и пижамы. Он предстал перед нами в удобных замшевых туфлях, брюках цвета хаки, темно-коричневом шерстяном джемпере поверх бежевой рубашки. Более всего напоминал учителя или бухгалтера, уезжающего в отпуск и спешащего на ранний рейс.
Высокий, подтянутый, с симпатичным, но бледным лицом, острыми чертами напоминающим одного из адвокатов по гражданским правам, которые дают рекламные объявления в определенных журналах, выискивая клиентов для групповых исков. Курчавые, густые для его возраста волосы оставались скорее блондинистыми, чем седыми.
Он не направился к нам. Если б шагнул ближе, мне бы пришлось отходить. А с такого расстояния не мог разглядеть моих глаз через дыры в балаклаве. Я хорошо помнил церковь у реки и мужчину с добрым лицом, который погнался за мной с бейсбольной битой. Среди каминного инвентаря, который я видел на решетке, была и кочерга с длинной ручкой. Она могла причинить даже больший вред, чем «луисвилльский слаггер».
– Должно быть, среди моих собратьев есть агент дьявола, может, и не один, – прокомментировал он.
– Ваше высокопреосвященство архиепископ Уолек, – Гвинет кивнула ему, словно мы прибыли по приглашению.
Мы с отцом никогда не читали газету целиком, и меня не интересовали клерикальные новости, но фамилию я узнал. Слышал шестью годами раньше, когда стоял у открытой шахты в подземном кладбище кафедрального собора. Двое мужчин, я их так и не увидел, встретились в том уединенном месте, чтобы поделиться секретом, который тогда мне ничего не сказал, но теперь я все понял: речь шла о выборе Ватиканом нового архиепископа.