Невинность
Шрифт:
В шлепанцах, фланелевых штанах, светло-синем кардигане и сине-белой клетчатой рубашке, Тигью Хэнлон вышел из теней и поставил две кружки с кофе на одну из трех бочек разных размеров, стоявших рядком, будто металлические барабаны.
– Гуини пьет черный и сказала, что ты тоже.
– Сказала правильно, – подтвердил я, гадая, каким образом она это узнала.
– Как ребенок? – спросил он.
– Приходит в себя, – ответила Гвинет.
В этот момент девочка начала издавать какие-то звуки, словно замяукал котенок.
– Мне это тяжело, – мистер Хэнлон вздохнул. – Надеюсь, ты понимаешь, Гуини.
– Разумеется, понимаю.
Мистер Хэнлон пересек помещение, направившись к двери, через которую мы вошли в подвал, запер ее на два врезных замка.
Гвинет взяла кружку с кофе. Пригубила, пристально глядя на девочку.
– Ты можешь снять балаклаву, чтобы выпить кофе, Аддисон. Никто из нас на тебя смотреть не будет.
Чтобы снять балаклаву, мне пришлось бы развязать капюшон и откинуть его, то есть выставить лицо напоказ, чего я никогда не делал вне моих комнат глубоко под городом. Мысль о подобной уязвимости так напугала меня, что я чуть не отказался от кофе.
Но я замерз, не от пребывания на поверхности, а от мыслей об эпидемии и смерти. Так что мне требовался этот ароматный напиток. И если Гвинет сказала, что никакого риска нет, мне оставалось только ей поверить.
Сняв балаклаву, я тут же натянул на голову капюшон и туго завязал под подбородком.
Крепкий кофе отличался отменным вкусом, и кружка грела мне руки даже через перчатки.
Мистер Хэнлон, наклонив голову, словно кающийся монах, прошел к кофеварке, чтобы наполнить свою кружку.
Девочка подняла руку к лицу и провела по нему кончиками пальцев, словно не просто не понимала, где находится, но ничего не видела и пыталась прикосновениями определить, что к чему. Она заерзала на кресле, убрала руку от лица, открыла рот и выдохнула. Чуть ли не три года комы слетели с нее, словно одна ночь. Ее глаза открылись, огромные, серые и ясные, и она тут же нашла взглядом Гвинет.
– Мама? – спросила она хриплым голосом.
Гвинет поставила кружку на бочку, подошла к девочке, опустилась на колени рядом с креслом.
– Нет, сладенькая. Твоя мама ушла. Она никогда не вернется. Ты теперь в полной безопасности. Никто больше не причинит тебе вреда. Со мной тебе ничего не грозит.
По-прежнему с наклоненной головой, мистер Хэнлон вернулся с еще одной кружкой.
– У нее пересохнет во рту. Я приготовил ей сладкий чай. Он уже остыл.
Как только Гвинет взяла у него кружку, он вернулся к кофеварке, стал спиной к нам.
Я почувствовал, что подобным образом он ведет себя не только ради нас, но и ради себя, и задался вопросом, чем вызвана столь разительная перемена в сравнении с нашей первой встречей в кинотеатре «Египтянин».
Я пил кофе маленькими глотками и, поглядывая из тени капюшона на Гвинет и девочку, осознал, что происходящее сейчас в этом подвале выходит за рамки обычного человеческого бытия в той же мере, что и чистяки с туманниками. Мало того, что сознание полностью вернулось к ребенку, чего не прогнозировали врачи, так еще оно возвращалось не так, как случалось с людьми, находящимися в коматозном состоянии, медленно и постепенно, а быстро, причем безо всякой физической слабости. Гвинет разговаривала с ней так тихо, что до меня ее слова не долетали. Девочка не реагировала, но слушала внимательно и не сводила сияющих серых глаз с Гвинет, которая приглаживала ей волосы, касалась лица, рук нежно, успокаивающе.
Быстрее, чем кто-то мог себе представить, девочка отставила кружку с чаем и встала на ноги. Привалилась к Гвинет, хотя, возможно, не нуждалась в подпорке.
– У тебя есть для нее одежда, которую я просила приготовить? – спросила Гвинет мистера Хэнлона.
Он повернулся к нам, но не подошел.
– Она на стуле у кухонного стола. Свет наверху я не зажигал, на случай, если что-то… кто-то будет искать тебя. На кухне горит только лампочка на вытяжке, но этого хватит. В туалете, примыкающем к кухне, окон нет, поэтому свет там можно зажечь.
Держа Гвинет за руку, девочка пошла на подгибающихся ногах, которые почти три года не ступали по земле. Конечно же, они еще плохо ее держали. Я наблюдал за ними, пока они не скрылись на лестнице, а потом наблюдал за их падающими на ступеньки тенями.
В мире, богатом загадками и тайнами, также встречаются и чудеса.
Держась от меня подальше, мистер Хэнлон закружил по подвалу, переходя от мебели к стопкам коробок и снова к мебели, напоминая покупателя, который попал в магазин, где не бывал ранее, и смотрит, что сколько стоит.
– Аддисон, думаю, ты знаешь, что обрушилось на мир.
– Вы про эпидемию?
– Эпидемию, после которой, думаю, долгая война между человечеством и микробами закончится.
– Да, будет плохо. – Я вспомнил про Телфорда.
– Будет хуже, чем плохо. Согласно последней информации, это вирус, созданный человеческими руками, и смертность составляет 98 процентов. Результат превзошел их ожидания. Потом вирус вышел из-под контроля.
– Я боюсь за Гвинет. Телфорд, умирая, плюнул в нее.
Мистер Хэнлон в удивлении вскинул голову, но тут же отвел глаза.
– Где Телфорд нашел ее?
– Он добрался до девочки раньше нас. Тоже заразил.
Мистер Хэнлон помолчал, но не потому, что ему нечего было сказать. Наоборот, хотел сказать слишком много.
– Я всегда надеялся, что повод будет более приятным, но принимать тебя в своем доме для меня большая честь. «Аддисон Гудхарт» подходит тебе больше, чем «Сын Оно».
72