Невинные дамские шалости
Шрифт:
Миша слушал внимательно, про свой кофе забыл, спросил:
— Ничего, если я закурю?
— Пожалуйста… — ответила я, и мы продолжили: я рассказывать, а он внимательно слушать.
Теперь, на кухне, ночное происшествие не выглядело слишком ужасным, и мне вдруг стало обидно. Поэтому я надула губы и тяжело вздохнула. Миша посмотрел как-то странно, поерзал, отвел глаза и сказал виновато:
— Вчера так не хотелось оставлять тебя одну, точно чувствовал… — Он опять отвел взгляд и спросил: — Они… тебя… все было, как ты рассказываешь, или
Тут до меня дошло, что он имеет в виду, я густо покраснела и отчаянно замотала головой, а Миша вздохнул с облегчением. Чтобы избавиться от неожиданно возникшей неловкости, я резко сменила тему:
— Ты не мог бы съездить ко мне домой, привезти одежду?.. Ой, а как ты в квартиру войдешь? — сообразила я. — Неужели придется ехать к маме за ключом?
— В квартиру я войду, — заверил он. — Это не проблема. Что тебе привезти?
Тут я затосковала: как объяснить что? То есть в каких выражениях? Мы едва знакомы, а человек будет рыться в моем белье.
— Сейчас еще довольно рано, — пролепетала я. — На улице почти никого. Может, ты дашь мне что-нибудь из своих вещей и поедем вместе? Если честно, оставаться одной не хочется.
Миша выдал мне шорты и футболку, которая вполне могла сойти за платье, если бы плечи не свисали к локтям, с шортами тоже были проблемы, я рассердилась и даже топнула ногой. Ничего из Мишиной обуви мне подойти не могло, и я осталась босой.
Тут в комнате появился сам хозяин, он успел побриться, переодеться и выглядел так, что у меня засосало под ложечкой. Посмотрел на меня, поначалу улыбнулся, а потом стал смеяться. Это показалось обидным, и я нахмурилась.
— Сколько тебе лет? — спросил он, когда ему надоело смеяться.
Я хотела соврать, но вовремя опомнилась: скорее всего мой возраст ему известен, к тому же врать некрасиво, и я сказала правду. Миша вроде бы удивился.
— Надо же, а выглядишь выпускницей детского сада, — хохотнул он.
— Грех смеяться над женщиной, когда она и так чувствует себя бесконечно несчастной… — заметила я.
Миша подошел, обнял меня, после чего минут пять мы увлеченно целовались. Руки его оказались под футболкой, а я забеспокоилась: хоть и был он самым настоящим блондином, но это вовсе не означало, что… в общем, надо выметаться отсюда.
— Едем, — прошептала я, — пока народ не высыпал на улицы.
Я осталась в машине, а Миша поднялся в квартиру, пообещав, что откроет замок. Вернулся он через пару минут.
— Открыл? — удивилась я.
— Дверь не заперта…
«Вот свиньи, — разозлилась я на ночных гостей. — У меня ж там деньги… а вдруг они их свистнули?» Мысли эти я вслух не высказала, но в квартиру заспешила. Воспользовавшись тем, что мне надо переодеться, отправила Мишу в кухню, а сама пошарила за ковром, извлекла кошелек и заглянула в него. Порадовалась на свои денежки и назад спрятала. После чего надела нежно-салатовое платье, которое шло мне необыкновенно, и расчесалась. Пока я занималась всем этим, думала о ночных гостях, в связи с чем у меня возникла масса вопросов, но они мгновенно вылетели из головы, как только я оказалась в кухне, потому что Миша, сидя на подоконнике, сказал, глядя на меня:
— Ты очень красивая.
Я страшно обрадовалась и спросила:
— Правда? — хотя сама прекрасно знала, что правда, поскольку минуту назад смотрела на себя в зеркало.
— Правда, — кивнул он и вроде бы загрустил или задумался.
Я подошла поближе, поправила волосы и решила разговор на тему моей красоты не продолжать. Я где-то слышала, что скромность украшает женщину.
— Как ты думаешь, почему они отпустили меня? — спросила я, нахмурившись.
Миша усмехнулся:
— Ты рассказала им о покушении на твою жизнь?
— Рассказала.
— Значит, будут приглядывать за тобой, надеясь через тебя выйти на Сережиных убийц. Слышала об охоте с подсадной уткой?
— Утка — это я? — Быть какой-то там уткой мне совершенно не хотелось, но, судя по всему, поинтересоваться моим мнением никто не удосужился.
— Боюсь, что ты. И меня это очень беспокоит. — Миша спрыгнул с подоконника, обнял меня и погладил по плечу. — Мы должны быть очень осторожными. Кто-то увел у этих типов деньги, судя по всему, большие…
— Алмазы, — уточнила я.
— Что? — не понял Миша.
— Алмазы. Сережа вез алмазы, из-за них его и убили. Я сама слышала, как тот тип, который не хотел, чтобы я увидела его лицо, говорил об алмазах. Причем Сережа перевозил их не в первый раз. Они считают, что он кому-то проговорился об этом и… Я им сказала, что Сережа был знаком с моей подругой…
— И про то, что он уговаривал ее в чем-то помочь и обещал за это большие деньги?
Я задумалась.
— Не помню. Вроде бы об этом не говорила… Они так много спрашивали, а я так перепугалась, что у меня в голове все спуталось.
— Постарайся вспомнить, — попросил он.
— Это что, очень важно?
— Они могут решить, что ты причастна к исчезновению алмазов, если Сережа хотел их украсть и просил твою подругу о помощи. Подруга сама отказалась, но послала тебя…
Я испугалась и, кажется, даже побледнела:
— Господи, но почему? Я в этой истории совершенно ни при чем. Надо было держать язык за зубами, а я так боялась, что они сломают мне пальцы, и все болтала и болтала, мало что соображая. И вот, пожалуйста…
— Не бойся, — попросил Миша и принялся успокаивать меня самым действенным способом: стал целовать.
Я охотно отвечала и тут некстати вспомнила, что меня так занимало, пока я переодевалась.
— Миша, я вот все думала: чем Алька должна была ему помочь?
Он пожал плечами, нахмурился, незаметно отстраняясь от меня, и опять пожал плечами.
— Хотел передать ей алмазы, — высказал он предположение.
Это меня удивило:
— Передать и что? Самому ехать к хозяевам и объяснять, что они потерялись по дороге?