Невинные
Шрифт:
Согнул пальцы, ее десницы вокруг древнего каменного ножа.
И оставил одну.
А сам встал на безмолвную вахту у ее двери. Порой видения продолжались считаные минуты, порой долгие часы. Как бы долго это ни тянулось, мешать ей нельзя.
К счастью, в эту ночь она отделалась легко. Всего через минуту пришла в себя и предложила ему вернуться.
Когда Иуда вошел в комнату, она лежала в своей постели, свернувшись клубком. Обняв ее, он принялся гладить
Обычно листья, на которых она писала свои прорицания, были раскиданы по всему полу, и ему приходилось собирать их, пока она спала, и сжигать один за другим в огне.
Так пожелала она, об этом просила его. Сказала, что ее дар никогда не приносил ничего хорошего. Пророчества были лишь смутными тенями, не дающими никакой определенности, но знание о них заставляло многих людей воплощать их в жизнь, зачастую в самом пагубном обличье.
И все же он украдкой прочитывал каждый листок, прежде чем сжечь его, записывая многие из ее слов, даже срисовывая ее рисунки в толстую кожаную тетрадь, где записывал расходы по хозяйству. Она никогда не заглядывала в эту тетрадь, нимало не интересуясь финансовой стороной.
Она ему доверяла.
В ту ночь, когда ее дыхание стало ровным и сонным, Иуда освободился от ее объятий и встал, чтобы поднять единственный листок, лежавший у самого очага.
Сегодня ночью лишь одно пророчество.
Листок в его пальцах был мягким и гибким. Ноздрей коснулся запах древесной зелени. Нацарапанные фразы манили его. Поднеся листок к свету огня, Искариот прочел слова, маршировавшие по его поверхности неровными рядами.
Когда слова Его, начертанные кровью, извлекут из заточения в камне, исторгший Его из мира сего споспешествует Его возвращению, воспалив эру огня и кровопролития, окутав землю и все ея твари пеленами мрака.
Не веря собственным глазам, он провел по каждому слову кончиком дрожащего пальца. Читал их снова и снова, желая, чтобы смысл слов был не столь прозрачен. Он уже знал, что Христос написал Евангелие Своей собственной кровью и заключил его в камень. За последнее столетие Иуда записывал прочие пророчества, связанные с этой книгой, но никогда не считал их существенными. Он и не думал, что ее пророчества могут касаться его, пока не прочел строку, гласившую: исторгший Его из мира сего.
Она не может означать никого иного, кроме того, кто предал Христа.
Все остальные, причастные к смерти Иисуса, давным-давно обратились во прах, но Иуда уцелел. Его пощадили с намерением.
С этим намерением.
Так мало слов, но каждое подтверждает его худшие опасения по поводу его проклятия. Как только утраченное Евангелие откопают, Иуда должен стремиться вернуть Христа обратно. А ради этого долг Иуды — начать конец
Шелест простыней заставил его обернуться. Она села, столь же прекрасная в свете огня, как и в любом другом свете.
Ее глаза узрели, что держат его пальцы.
— Ты прочел это?
Он глядел в сторону, но чувствовал, как ее взгляд обжигает его.
— Ты читал их все? — спросила она.
Лгать ей он не мог и обернулся к ней.
— Я хотел сберечь их на случай, если ты передумаешь, дабы твой дар не был утрачен для мира.
— Дар? Это не дар. И решать, что с ним делать, только мне. Я верила, что ты — один-единственный человек на свете, способный это понять.
— Я думал, что служу тебе.
— Как? Когда? Сотню лет ты предавал меня.
В свете огня блеснула полоска, оставленная слезой. Она размазала ее тыльной стороной ладони по гладкой щеке. Иуда шел против ее заветных желаний снова и снова. Он прочел в ее взгляде, что прощения за эти проступки не будет.
— Я делал это ради тебя, — прошептал он.
— Ради меня? — В ее голосе зазвенела сталь. — Не ради собственного любопытства?
Ответа на этот вопрос у него не было, так что вместо того он задал встречный вопрос, приподняв листок:
— Когда? Сколько времени потребует исполнение этого пророчества?
— Это лишь пророчество. — Ее лицо было чистой доской, по которой невозможно прочесть ровным счетом ничего. — Одна возможная тень будущего. Это не определенность, не необходимость.
— Это должно произойти, — настаивал Искариот.
Он понял правдивость прорицания, как только прочел ее слова.
Он предал Иисуса.
Теперь он должен предать мир людей.
— Тебе не дано этого знать, — она пересекла комнату, чтобы встать перед ним. — Ты не должен свершать это темное дело, опираясь на мои слова. Ничто в этом мире не решено окончательно. Как и всех людей, Бог наделил тебя свободой воли.
— Моя воля роли не играет. Я должен найти Христово Евангелие. Я должен дать этим событиям ход.
— Пророчество нельзя исполнить насильно! — Голос ее возвысился в столь диковинном для нее гневе. — При всей своей заносчивости даже ты не можешь этого не знать.
Он снова поднял листок в таком же гневе.
— Я вижу это. Я знаю это. Мы должны делать то, ради чего созданы. Я предатель. Ты прорицательница. Разве не воспротивилась ты Богу, не поделившись с ним пророчеством о предательстве Люцифера? Разве не за это ты низвергнута? А теперь хочешь воспротивиться Ему снова!