Невосторженный образ мыслей
Шрифт:
Спору нет: доработка проекта необходима. В первую очередь – в целях устранения неопределенностей. Что касается субъективизма, то избежать его нельзя, а наличие умысла (одной из форм вины, субъективной стороны преступления) всегда оценивает суд.
Могут бы быть злоупотребления при применении закона?
Могут. Как и при применении статьи 282 УК РФ (о чем не устают твердить прекраснодушные сторонники ее отмены: мол, привлекают не тех!). Но это претензии не к закону, а к правоприменительной практике: любую статью УК можно использовать для политических расправ, но это не значит, что надо отменить весь Кодекс.
Кстати, стоит напомнить, что
Надо ли плодить новые запреты? Несогласие с абсурдными запретами, введенными властями в последнее время, ничуть не противоречит требованию запретить то, что не имеет права находиться в публичном пространстве. И кто сказал, что идеологические запреты вообще недопустимы? А если речь идет о бесчеловечных идеологиях – и в этом случае нельзя ничего ограничивать?
Должно ли быть позволено свободно издавать книги, «обосновывающие» нацистскую практику уничтожения «неполноценных» народов и рас? Нет? Это нельзя допустить? А как же священная свобода слова? Разве же можно препятствовать людям свободно говорить и писать о том, что они думают? Если таковы их убеждения? Ах, все-таки можно препятствовать? Но почему тогда нельзя препятствовать восхвалению Сталина, на чьей совести миллионы жертв и десятки миллионов искалеченных судеб?
Да, запрет на прославление сталинизма – это ограничение свободы слова. Такое же, как ее ограничение при пропаганде вражды и ненависти – что установлено не только российской Конституцией, но и международными пактами. И это ограничение – не только правомерно, но и необходимо.
Потому что точно так же, как не равноправны фашизм и антифашизм, не равноправны сталинизм и антисталинизм. Как неравноправны палачи и жертвы. А любая попытка объявить точку зрения палача и точку зрения жертвы равно допустимыми – это худшая из форм морального релятивизма, когда уничтожается разница между добром и злом.
Не должно быть никаких памятников и бюстов Сталина на площадях, никакого возложения к ним цветов и приема в пионеры, никаких «сталинобусов» и билбордов со сталинским портретом на улицах, и никаких «стенгазет», прославляющих Сталина, в школах и вузах. И прочего, что требуют сталинисты всех мастей, все чаще лезущие из всех щелей с предложениями о прославлении кровавого тирана.
У себя дома, в квартире или на даче сталинисты могут обклеивать все стены портретами любимого вождя и возносить им молитвы. Но за пределами своего личного пространства у них такого права быть не должно.
Заметим: смысл предложенных запретов еще и в том, чтобы решать подобные вопросы в правовом поле, а не на в столкновениях на улицах. Известна история, как в тобольском автобусе ветеран, который либо сам пережил ужасы Гулага, либо лишился там своих близких, сорвал висевший там портрет Сталина, после чего его избил другой пассажир. Известно, что люди, оскорбленные попыткой реабилитации тирана, нападали на «сталинобусы» и пытались закрасить его изображение. Дальнейшее развитие ситуации грозит силовыми столкновениями – и дело законодателя их предотвратить.
Свободное прославление Сталина – позорно для страны, где жертвами его преступлений стали десятки миллионов граждан.
Сталин и его преступления не имеют права на прощение и забвение.
Иначе мы обречены
Российская власть: история болезни
23 ноября 2015 года
Новая книга Григория Явлинского «Периферийный авторитаризм» дает ответ на ключевой вопрос: почему результатом реформ 90-х годов, считавшихся демократическими, стало установление авторитарной власти.
Объяснение, данное Явлинским с почти математической точностью (по четкости формулировок это, наверное, лучшая из его книг), понравится далеко не всем.
Оно не понравится сторонникам «нового курса» российской власти, взятого ею в последние 2 года, когда агрессивное отрицание европейских ценностей, изоляция от окружающего мира, генерация все новых ограничений прав граждан, приравнивание оппозиционной деятельности к предательству и истерическое восхваление главы государства стали ключевыми чертами государственной политики.
Но оно не понравится и тем, кто верит в миф о том, что Борис Ельцин вел страну по верному пути, а потом пришел Владимир Путин и развернул ее в противоположную сторону. Потому, что Явлинский четко доказывает (он и раньше говорил об этом, только его редко слушали): путинский режим – продолжение ельцинского, а не его искажение.
«Историю болезни» Явлинский начинает с разрушения упомянутого мифа о «рубеже столетий», как «переломном моменте», когда тенденция сворачивания конкуренции в экономике и политике, ограничения прав граждан, огосударствленности СМИ и деградации партийно-парламентской активности пришла на смену противоположной, якобы господствовавшей в предшествующее десятилетие. По его мнению, этот рубеж был не поворотным пунктом, а вступлением системы в стадию зрелости после того, как был сделан важнейший выбор за всю политическую историю 90-х годов – между политической системой конкурентного или авторитарного типа.
Этот выбор, по словам Явлинского, «определился при принятии Конституции РФ в октябре – декабре 1993 года, а затем окончательно утвердился в ходе президентских выборов 1996 года и следующего за ними периода». Потому что правящая команда, сформировавшаяся вокруг президента, «даже и решившись провести выборы, исходила из приемлемости только одного их исхода»: сохранения своей власти. Об этом те, кто сегодня представляет 90-е годы как период расцвета демократии, склонны умалчивать.
Собственно, именно это – принципиальная установка на несменяемость власти, – и есть первый и главный признак авторитарной системы, отмечает Явлинский. Невозможность «снизу», мирным и законным путем обеспечить недобровольное отстранение от власти одной команды и замену ее другой.
Что дало возможность реализовать именно такой сценарий? То, полагает Явлинский, что и правящая команда, и общество в целом «по умолчанию» считают естественной монополию власти на распределение всех основных ресурсов в государстве. А стремление создать реальное разделение властей воспринимается, как попытка ослабить власть и сделать ее беспомощной. Явлинский напоминает: нынешнее унизительное положение парламента во многом является следствием кампании по дискредитации законодательной власти в 90-е годы. Когда журналисты, считавшие себя сторонниками «демократического выбора», с упоением изображали Верховный Совет, а затем Госдуму тяжелыми и бесполезными оковами, висевшими на «богатыре» Ельцине и якобы мешавшими ему осуществлять необходимые стране социально-экономические реформы.