НеВозможно (Алмазный браслет)
Шрифт:
Саша до сих пор и сама не сумела поговорить с дочерью. Татьяна продолжала игнорировать ее звонки, и в конце концов Саша послала ей короткое сообщение в надежде помириться. Но ответа не получила. Надо было понимать так, что война продолжается. Ксавье тоже нечем было ее порадовать. Саша с ним несколько раз говорила. Он по-прежнему считал, что не надо форсировать события. Он назвал сестру инфантильной и упрямой и обвинил в ребячестве. Так что теперь она и на него злилась.
– Может, лучше прямо объявить твоей дочери, как обстоят дела? – Лайам хоть и был по-прежнему возмущен поведением Сашиной дочери, но в то же время чувствовал себя
– Чтобы ей что-то объяснить, надо получить возможность разговаривать, – ответила Саша.
– И что? Как ты собираешься действовать? Так и будешь лебезить перед ней, извиняться неизвестно за что? А она ведь меня тоже оскорбляла!
– Лайам, ты несправедлив. – На глаза Саши навернулись слезы. – Она моя дочь. Я не хочу ее потерять! Сначала мне надо с ней помириться. Если все у нас с тобой будет хорошо, я с ней сама разберусь. Но пока ведь и мы с тобой не пришли ни к какому решению!
Он и сам это понимал, только признаваться не хотел.
– И как долго ты планируешь держать меня на испытательном сроке? – спросил он, глядя на нее сверху вниз. Саша подняла голову.
– Это не испытательный срок. Мы с тобой пытаемся понять, есть ли у нас перспективы. Нас многое разъединяет. Про нас не скажешь, что мы друг другу безоговорочно подходим.
– А мне казалось, что подходим, – припечатал он и вышел из кухни. Складывать вещи он ушел в гостевую спальню, а Саша собирала свои. Она пыталась угадать, станет ли он с ней сегодня спать, и, когда он пришел, вздохнула с облегчением. Секса не было, они просто лежали обнявшись. Саша уснула, а Лайам так всю ночь и пролежал без сна, уставясь в потолок. Его мучила обида, что она не встала на его защиту перед Татьяной. Еще в апреле он пообещал держать их роман в секрете, по крайней мере какое-то время. Но тогда он даже не представлял, насколько это окажется унизительно. И от этого страдал.
Глава 16
Саша с Лайамом летели в Европу врозь: она – в Париж, он – в Лондон. Они практически одно-временно добрались до места, и она сразу ему позвонила. В его голосе слышалось отчуждение. Они говорили коротко, Лайам пообещал прилететь на уик-энд. Но Саша не очень поверила. Да Лайам и сам не был уверен в том, захочет ли сдержать свое обещание. Что-то сдвинулось в их отношениях, по безмятежности был нанесен болезненный удар. Спасибо Татьяне! Саша не собиралась ради Лайама начинать военные действия с дочерью. Татьяна по праву рождения может рассчитывать на ту беззаветную любовь, какой от Саши добивается Лайам. А у него такого права нет.
На неделе он встретился с Ксавье. Они посидели в ресторане. Лайам попытался обсудить создавшееся положение, но понял, что Ксавье обо всем судит по своей благополучной жизни. У него были замечательные родители, в чьей любви он никогда не сомневался. Лайам этого был лишен, у него в душе было полно шрамов. И теперь из-за этих шрамов страдала и Саша – он никак не мог себя обуздать. Разница в возрасте и образе жизни лишь усугубляла положение. Саша опять мучилась сомнениями в возможности их прочных отношений. Она всей душой желала их продолжения, но не ценой объявления войны собственной дочери. Это была бы слишком высокая плата за любовь.
В пятницу вечером Лайам прилетел в Париж, и этот уик-энд прошел вполне благополучно. Лайам остался на Четырнадцатое июля, и они вместе смотрели парад на Елисейских Полях.
В галерее в июле было тихо. Саша с волнением ждала поездки в Сен-Тропе с детьми. Она старалась поменьше говорить об этом с Лайамом, чтобы не бередить раны. Татьяна наконец прекратила играть в молчанку, но говорила с матерью сквозь зубы. Трудно было представить, во что превратится их совместный отпуск. Ксавье надеялся, что сестра все же попытается держать свои эмоции при себе, но появление Лайама грозило бы непредсказуемыми последствиями. Ксавье сообщил матери, что Лайаму он так и сказал.
В последнюю июльскую субботу они гуляли с Соксом в Булонском лесу, и Лайам вдруг повернулся к Саше.
– Что ты решила насчет отпуска? – Вопрос застал ее врасплох. Она думала, что все уже обговорено, хотя им обоим хотелось бы провести это время вместе. И тут вдруг выяснилось, что Лайам ждал, что она передумает или сумеет уговорить Татьяну. Тот факт, что она до сих пор этого не сделала, Лайам воспринял как очередное Сашино предательство.
– Что ты имеешь в виду? Что я должна решить? Мне кажется, тут и говорить не о чем. Как ты себе представляешь этот отпуск вчетвером? Я и так вся издергалась – не знаю, как подступить к Татьяне… Придется столько сил положить, чтобы хоть как-то наладить с ней отношения. А у нас с тобой еще много времени будет для путешествий и отдыха.
– Ты, стало быть, не собираешься вправлять ей мозги? – Лицо у Лайама было каменное.
– Не сейчас. Потом, если надо будет, я это сделаю. Но надеюсь, до этого не дойдет. Со временем она просто свыкнется с мыслью, что мы с тобой вместе. Даже взрослые дети, бывает, с трудом переносят то, что их мать или отец с кем-то встречается. – Саша воспринимала упрямство дочери именно в таком свете.
– Если ты на нее сейчас не надавишь, она меня никогда не примет, – наседал на Сашу Лайам.
– Она только на прошлой неделе согласилась разговаривать со мной, – напомнила ему Саша. – Лайам, я не могу насильно заставить ее тебя любить. Вспомни, при каких обстоятельствах она с тобой познакомилась! Я имею в виду вашу встречу в Саутгемптоне. Не торопи события!
– Она ведет себя как избалованная девчонка, – заявил он. Справедливо, но сказано уж больно не по-доброму. Но Татьяна ведь ее дочь! Тон, каким говорил Лайам, ее задел.
– Ты тоже, – мягко заметила она.
Лайам не стал продолжать разговор и стал играть с собакой. По дороге домой он не проронил ни слова. И дома ходил надутый и злой, как мальчишка, обидевшийся на строгую мать.
Саша готовила ужин, когда Лайам вдруг спустился с рюкзаком в руках.
– Ты куда это? – спросила она, замирая от страха. Она уже знала ответ.
– Я ухожу. Я не позволю обращаться с собой, как с маленькой и постыдной тайной прихотью, и тем более терпеть оскорбления от твоей дочери.
– Лайам, прошу тебя… – Саша запаниковала. – Не руби сплеча, дай нам шанс! Мы же с тобой с самого начала понимали, что придется притираться, а для этого нужно время. И никакая ты не тайная прихоть! – Какая уж «тайная», когда все об этом знают.
– Нет, я для тебя позорище. Ты меня стыдишься! – При этих словах обоим на память пришло злополучное Четвертое июля и барбекю.