Невозможность страсти
Шрифт:
Тут Лене возразить оказалось совершенно нечего, и пока она придумывала ответ, Ника припарковалась и посмотрела на неё. И Лена снова подумала: Ника понравится Ровене, когда они познакомятся поближе, обязательно понравится.
– Как зовут эту врачиху?
– Паркина Жанна Дмитриевна. – Лена вдруг подумала о том, кто будет хоронить Варвару. – Надо потом в больнице узнать, где тело Варвары. А то найдём девочку, она подрастёт и знать не будет, где её мать похоронена.
– Я Семёныча попрошу, он узнает. – Ника открыла дверцу. – Идём, что ли.
– Идём.
Они вышли в прохладное утро, и Лена порадовалась, что они так рано встали – жара ещё не успела приняться за городские улицы.
Над регистратурой висел список врачей с часами приёма, Паркину они нашли сразу, но вот незадача – её приёмные часы оказались ближе к вечеру.
– Если вы хотите попасть именно к Жанне Дмитриевне, то на приём талонов нет на неделю вперёд. Но вы можете обратиться в платный центр, он здесь же, при нашей больнице на втором этаже. – Девушка из регистратуры показала им рекламу. – Жанна Дмитриевна сейчас ведёт там приём, платите в кассу, и она вас примет.
Переглянувшись, Ника с Леной, не сговариваясь, пошли в сторону кассы.
– Видишь, как тут дело поставлено: на приём не попасть, потому что он бесплатный, а через кассу – хоть сейчас.
– Ника, ты возмущаешься, словно где-то по-другому. – Лена состроила презрительную гримасу. – Кругом одно и то же, бесплатная медицина иной раз таким боком вылезает, что ну её.
– Семёныч не такой…
– Валентин, может, единственный в своём роде – бессребреник и талант. – Лена протянула кассирше деньги и получила чек. – Всё, идём. Так я говорю – Валентин один из немногих, для кого врачебный долг превыше всего. А в основном они, жанны дмитриевны, марьи ивановны и прочая требуха, умеют только деньги качать. Посмотришь, она сейчас поставит мне какой-то несуществующий диагноз и будет считать, во что мне встанет лечение.
– Да ну… это совсем уж.
– Идём, святая простота, я тебе это продемонстрирую.
– Зачем? Может, просто зайдём и скажем…
– Ага, вот так просто зайдём и спросим: а не вы ли, гражданка Паркина, наблюдаете беременных проституток и принимаете нелегальные роды? И она, вся такая раскаявшаяся, упадёт кому-нибудь из нас на грудь и станет, умываясь слезами стыда за содеянное, каяться. Ты сама-то в это веришь? Нет, мы пойдём другим путём, как говаривал дедушка Ильич. Кстати, я в толк не возьму, отчего его всегда честят дедушкой, если умер он пятидесяти с небольшим хвостиком лет от роду? По идее, крепкий ещё мужик был, и уж никак не дед.
– Да какая разница. – Ника удивлённо посмотрела на Лену. – Он-то здесь при чём?
– Дурацкая привычка – если случается что-то экстремальное, мне в голову лезут разные отвлечённые глупости. Не знаю, почему. Вот кабинет, заходим.
Покойная Варвара описала Жанну Дмитриевну Паркину абсолютно точно: высокая полная брюнетка лет под пятьдесят, с белым лицом и большими карими глазами, глядящими доброжелательно и внимательно. В ушах серьги с крупными сапфирами.
– А почему вдвоём?
– Я… – Лена опустила глаза. – Просто я…
– Боится она. – Ника подтолкнула её в кабинет. – Вот, пришлось силком тащить.
– Ну, зачем же – силком. – Жанна Дмитриевна улыбнулась. – Проходите, не стойте. Бояться здесь нечего, страшного ничего нет, а посещать врача нужно регулярно, иначе можно прозевать серьёзную болезнь, запущенные болезни лечить сложно, проще обнаружить недомогание в начальной стадии.
Лена сделала вид, что испугалась, попятилась и выскочила из кабинета. Ника, смущённо улыбнувшись, пробормотала: «Извините», – и тоже выскочила вслед за ней.
– Ты что делаешь?!
– Ника, мы теперь знаем, что она – это она, а значит, Варвара не врала, по крайней мере в этом. – Лена подтолкнула Нику к лестнице. – Глупо спрашивать её в лоб прямо в кабинете. А если она позвонит преступникам? Нет, я в самый последний момент передумала. Мы вот что сделаем – пойдём на ту квартиру, как будто счётчик проверить надо, и посмотрим, есть ли там кто, и у соседей расспросим, если что.
– А эта? Паркина?
– Никуда она от нас не денется. Встретим её после работы, стукнем по башке, оттащим и расспросим, но так, что она нас потом узнать не сможет.
– Ну, ты уж… совсем. – Ника даже попятилась. – Это уголовщина какая-то.
– Рисуй теми красками, какие у тебя есть. – Лена протянула руку. – Ключ от машины давай, я поведу. Ты привлекаешь внимание.
– Но…
– Ника, мы должны быть незаметны, как моль на чернобурке. А ты ездишь так, что нас обязательно заметят. Не спорь, давай ключи.
Ника нехотя протянула Лене брелок.
– Ты иногда такая же скучная, как Лёшка и Семёныч.
– Ничего, сейчас повеселимся. Вот киоск, сходи, купи две шариковые ручки попроще и большой дешёвый блокнот.
Ника вышла, а Лена, вздохнув, откинулась на спинку сиденья. Ну вот, они были в шаге от величайшей глупости! Хорошо, что она вовремя одумалась. Тяга Ники к приключениям заразна. Лена попыталась вспомнить, когда ещё она совершала такие безумные поступки, и получалось, что очень давно, ещё вместе с Ровеной, когда была жива бабушка Люся Салтычиха. А потом уже не было ни весело до холодной щекотки в животе, ни интересно, потому что наступила жизнь, в которой не оказалось места вот такому – взахлёб – куражу и счастью. И последние двадцать лет Лена провела в рамках, предписанных социумом, играя кем-то написанную для неё роль. А жизнь тем временем прошла мимо, вообще всё прошло мимо. И нужно снова всё начинать заново, чтобы чувствовать себя живой и необходимой.
– Держи.
Ника плюхнулась на сиденье и протянула Лене эскимо.
– Давай съедим, пока не растаяло. – Ника запихнула в сумку большой блокнот на пружине и принялась очищать эскимо. – Ну, чего зависла? Трескай, это хорошее мороженое.
Лена улыбнулась и стала снимать фольгу с холодного цилиндрика.
Дом на улице Космической оказался длинной блочной хрущёвкой, стоящей в ряду точно таких же зданий, когда-то выкрашенных в разные цвета, теперь краска облезла и вылиняла, и строения стали похожи на шанхайские трущобы. Те жильцы, у кого были деньги, отсюда давно уехали, купив себе квартиры в домах получше, а здесь остались доживать старики да алкоголики. Ну, и молодые семьи с детьми, которым по карману только такое жильё, тоже осели здесь.