Невыдуманные истории от Жоры Пенкина
Шрифт:
– Что это с ним? – изумленно спросил зампотех.
– Не знаю, – пожав плечами, ответил узбек Алтынбаев, – каша не понравилась, а сам меню утверждал, прапорщик утром проба снимал. Ха-а-роший овсянка, я сам ел.
Вот тут весь лейтенантский стол грохнул со смеху.
Проруха
«Фронда», пустившая корни в железнодорожном батальоне, начала приносить свои плоды. Старшие офицеры теперь опасались всенародно материть лейтенантов, а комбат в столовой прекратил решать производственные вопросы во время завтрака.
Кроме того, выходка «фрондеров»
1
КЭЧ-квартирно-эксплуатационная часть. Армейский ЖЭК
Бывало порой, что их запоздалый ужин, а то и утренний сон, прерывались ударами кирзовых сапог в дверь и истошных криков посыльного солдата,
– Товарищи лейтенанты! Откройте! Тревога!
Колотил он до тех пор, пока ему не отпирали массивную дубовую дверь, дабы посыльной мог убедиться, что оба они живы и здоровы, а сигнал доставлен.
Начальник штаба железнодорожного батальона, капитан Плотников порох предпочитал держать сухим и раз в десять дней минимум, устраивал учебные тревоги в части. Все, кто проходил через это, знают, что офицер должен прибывать в часть с так называемым «тревожным чемоданом», в котором располагается определенный набор предметов. Появление друзей в части, где уже все давно стояли в строю, всегда вызывало улыбки коллег, а иногда и довольно злые окрики. А чего было удивляться? Если большинство офицеров проживало в обозримой близости от батальона, да еще имело в распоряжении квартирные телефоны, то Жора и Миня жили в двух с половиной километрах от точки сбора. Потом они шествовали по городу, освещенному редкими уличными фонарями. Один при этом нёс на плечах большой рюкзак, а второй тащил большой фибровый чемодан, в котором пакет, с обозначенными в перечне предметами, сиротливо занимал местечко в углу. Основная масса офицеров прибывала в часть с «дипломатами», но у друзей такого гаджета не было, поэтому они укладывали вещи в то, что есть. Когда начальник штаба, стоявший перед офицерским строем с секундомером в руках, увидел их экипировку, то рассвирепел чрезвычайно.
– Вы бы еще по контейнеру трёхтонному по тревоге приволокли.
– Так в памятке написано «тревожный чемодан» а не «тревожный портфель», какой у меня чемодан был, тот я и взял.
– Ты еще бы на этом экспонате первых пятилеток написал «тревожный чемодан», а то поверить в это трудно.
– Так точно, – бодро отозвался Синьков.
– А у меня вообще чемодана нет, вот только рюкзак. Кстати, если придется выдвигаться маршем, пешим порядком, а не на машинах, то я бы предпочёл маршировать с рюкзаком, – глубокомысленно произнёс Пенкин.
– Если у кого-то возникло большое желание маршировать, то можно устроить десятикилометровый марш-бросок. А сейчас предъявите содержимое ваших тревожных чемоданов для проверки.
Весь строй зашелестел своими дипломатами, предъявляя капитану Плотникову, по его требованию, то блокнот и ручку, то трусы и майку, то любимый им курвиметр. Дошла очередь и до двух друзей.
– Предъявите электробритву, – обратился он к Пенкину.
– Нет ее у меня.
– Как это нет? А где она?
– Я не знаю где. Я ей не пользуюсь.
– В памятке же написано: «При себе иметь».
– Мало ли что можно написать, – огрызнулся Пенкин.
– А в американской армии проверяют наличие презервативов, – добавил свое замечание, вызвавшее всеобщее веселье, лейтенант Синьков, – правда там начальство заботится о подчиненных и раз в неделю их выдает. А тут ничего не выдают, а только требуют.
– Что за дискуссия? – прогремел голос командира части, которого по сигналу «Тревога», если он поступил не из бригады или корпуса, дежурный и не оповещал. Просто проверка так затянулась, что уже скоро должен был начаться обычный день по распорядку, вот Мельников и пришел в часть.
– Два лейтенанта опять умничают, памятка по тревоге им не нравится, – пояснил начштаба.
– Пенкин, в чём дело?
Конец ознакомительного фрагмента.