New-Пигмалионъ
Шрифт:
Агаша, хоть и не была умудрена большим жизненным опытом, а и то внутренне понимала, как это вообще то стыдно хвастаться тем, что в семьдесят шесть лет ты зачал девушке ребенка. Ясно ведь, как божий день ясно, что артисточка из провинциального театрика очень хотела в Москву. Любыми средствами. Ну и решила, что можно будет пожертвовать тремя-четырьмя годочками молодой жизни, да выйти за старика. А там он глядишь кА ты – и помрет, да и оставит кой-чего. Квартиру дачу…
Да и почетный статус вдовы.
Но этот откровенно хвастался.
Вон
С женщиною молодой спит и трахает ее.
Жену свою восемнадцатилетнюю.
В свои семьдесят шесть.
Ну, не позор ли это?
Хоть подумал бы о жене, если о себе не думает?
Ей то это разве не позор? Так заострять на том, что прежде, в благопристойные времена стыдливо прятали, а не выставляли с гордостью на показ.
– Есть такая Картина художника Василия Пукирева, – говорил в микрофон Монахов, – Неравный брак. Висит эта картина в Третьяковке.
Агаша ее видела, когда в шестом классе их возили из Твери в Москву на экскурсию.
– Вот что думает об этом жена артиста Никифорова, давайте похлопаем ей, этой мужественной женщине, она согласилась придти к нам на наше шоу.
Массовка снова зашлась аплодисментами.
По лесенке на сцену спускалась худенькая длинноногая девушка, спускалась и внимательно глядела себе под ноги, чтобы не упасть, потому что была в тесной мини-юбке и на высоких каблуках.
Ассистентка шепотом позвала Агашу.
– Пойдем, Сан-Саныч ваш текст переписал.
Агаша вышла в коридор.
Сан-Саныч – немолодой уже дяденька в несерьезных джинсах и кожаной безрукавке с множеством газырей и кармашков улыбался круглым своим лицом и шустро сверкал очками.
– Вот, ознакомьтесь.
Агаша углубилась в чтение.
Теперь она как бы приехала в прошлом году из Твери, не поступила в первый медицинский и чтобы готовиться на следующий год, пошла работать в Склифасовского санитаркой. И там познакомилась с олигархом Иваном Ивановичем, который лежал на реанимации попав туда с инфарктом…
Что то подсказывало Агаше, что все написанное Сан-Санычем это такая банальщина и такая туфта, от которой даже скулы зевотой сводило. Такое она и сама бы могла придумать.
– Мне это учить? – спросила она.
– Учи, – кивнула ассистентша, – Монахов уже читал.
На роль олигарха-инфарктника пригласили какого-то по-спортивному бритого наголо статиста, одетого в черные, обтягивающие его джинсы и черную футболку, обнажавшую загорелые накаченные бицепсы.
На умиравшего от инфаркта он был так же отдаленно похож, как артист Никифоров на юного Ромео.
– Молодость моей юной любовницы вернула мне сердечное здоровье, – по складам прочитал бритоголовый партнер Агаши по сценарию Сан-Саныча.
– И не стыдно этому очкастому такую туфту гнать? – снова подумала Агаша, – мы бы с Абрамом Моисеевичем на свадьбе в сто раз лучше бы текст придумали, ей Богу !
4.
Джон наставлял Натаху Кораблеву.
– Молодостью, молодостью должна добрать того, чего по талантам не имеешь. Гость на молодость должен прельститься, а ты ему должна в этом помочь. Выставиться, показать себя. Заинтриговать, распалить. Вон, Розка как умеет, талант от Бога!
Натаха хотела было уже с обидою возразить, – де, вы тогда вашу Розу этому гостю и подкладывайте, – да вовремя прикусила язычок, ведь если выгонят, куда она теперь пойдет? К Рафику в ларек на Войковскую возвращаться? Да и потом по сценарию Розка должна была другим гостем заниматься, режиссером Зарайским, у них с ним персонально расписано.
– Как мне его? Прямо на себя повалить что ли? – наивно округлив глазки, спросила Натаха.
– Не испорти, здесь грубостью не возьмешь, не тот случай, здесь лаской и тонким соблазном, – задумчиво поглядев в камеру, сказал Джон, – они сперва как приедут, я с ними по саду пройдусь, потом мы в гостиной посидим, поговорим там о делах, а вы с Розой вроде горничных, вроде официанток прислуживать будете, виски, кофе, коньяк, пепельницы и все такое прочее. А потом я им предложу пройти в сад, на горочку для мини-гольфа клюшками помахать, ну и переодеться в комнатах, скинуть пиджаки. А комнаты им вы с Розой покажете, каждому свою. Тут ты и должна проявить максимум талантов. Должна сделать свой блиц. Поняла?
Натаха понять-то поняла, но при всем желании, обойтись в этом древнем искусстве обольщения одним лишь волевым порывом, было явно недостаточно.
– Может Ира с Лёлей? – спросил Борис.
– Нет, Ира с Лёлей еще хуже, – сказал Джон, – они с охранниками Жир-Махновского будут сидеть, телевизор смотреть.
Решили, что Роза позанимается с Натахой, покажет ей, поучит её.
Поднялись на второй этаж в спальные комнаты, чтобы сразу в реальной обстановке учиться.
– Тебе надо внезапно и натурально обнажиться, понимаешь? – спросила Роза, показывая, как может порваться специально заранее надорванная бретелька, – у тебя грудь большая, вон, больше моей, так и соблазни его грудью, мужики любят формы.
Натаха трижды показала Джону, как она будет распахивать перед Жир-Махновским свою блузку с черным под нею лифчиком.
– Ничего, сойдет, – кивал Джон.
– А потом, а потом тебе надо обязательно прикоснуться к нему, тоже невзначай, и извиниться, чтобы он не подумал, что ты специально, а если и подумал бы, то усомнился, что не наверняка специально.
Натаха потренировалась.
Сделала раз наклон, два наклона.
– Ты сделай, как будто ты суетишься, прибираешься, будто рассыпала что-то здесь, ну и как положено горничной, наводишь порядок, поняла? А он здесь, ты вокруг него суетишься и цепляешь его своей грудью, прикасаешься. Мужчина и спиной почувствует, когда к нему девушка грудью прижимается.