Незабудка
Шрифт:
— Какое из них больше подходит для поездки? — задал вопрос Боб, оглядываясь через плечо на Алану.
Вздрогнув, Алана отвела взгляд от Рафа. Она увидела стоящего перед стенным шкафом Боба, державшего в руках что-то цветное и шелковистое. В его огромных ладонях платья выглядели необычайно женственно, даже несколько интимно, как французское нижнее белье.
— Что ты делаешь? — удивилась Алана.
— Упаковываю вещи моей взрослой сестры, — терпеливо объяснил Боб. — Твой привлекательный вид во фланелевой рубашке Рафа — не совсем то, что я имел в виду, когда
Алана посмотрела вниз на просторную фланелевую рубашку, свисающую мягкими фалдами, как легкое одеяло. Рубашка Рафа. Это смутило ее. Она считала, что надела рубашку Боба.
— Сестренка? Ответь же.
— О, да, лучше упакуй темно-синее.
Боб начал складывать вечерний наряд с еще большей тщательностью, чем выбирал его.
Алана пыталась возразить, но потом просто махнула рукой. Что Боб проделывал с нежнейшим шелком, просто не поддается описанию. И, когда он вернулся к шкафу за другой одеждой, потом еще раз и еще, она не выдержала.
— Сколько времени мы проведем на Разбитой Горе? — спросила Алана.
— Сколько понадобится, — коротко ответил Боб, продолжая укладывать яркую одежду.
— Сколько понадобится для чего?
— Для выяснения, что…
Раф резко оборвал Боба на полуслове.
— Столько, сколько будет нужно, чтобы убедить пижонов, что Разбитая Гора — хорошее место для отдыха и сюда стоит присылать клиентов. Я прав, Бурдетт?
Боб заскрежетал зубами.
— Прав, — ответил он, усердно сворачивая одежду. — Я очень рассчитываю на твое, сестренка, кулинарное мастерство, чтобы расположить их к себе.
— Но… — начала было Алана.
— Никаких «но», — неожиданно произнес Боб. Его темные глаза смотрели на Алану каким-то новым взглядом, полным обожания и зрелости.
— Сестренка, ты нанялась на работу на продолжительное время. Свыкнись с этой мыслью. Никакой спешки на сей раз, что бы ни случилось. Мы этого не допустим. Я прав, Раф?
— Прав, — произнес Раф, прищурившись. — Ты делаешь первые успехи, Бурдетт.
— А кувалды что-то не видно, — развел руками Боб, широко улыбаясь.
Раф посмотрел на Алану и заметил ее расстроенный взгляд.
— Переоденься, пожалуйста, — произнес он, выходя в коридор. — Завтрак остывает.
Боб, застегнув дорожную сумку, направился к двери. Ошеломленная Алана осталась в комнате одна.
— Сестричка, поторопись. Как говорил отец, нельзя заставлять горы ждать.
Фраза из далекого детства заставила испытать приятное ощущение от прошлого. Алана вспомнила свою первую поездку на Разбитую Гору. Ей было тогда девять лет, и ее переполняло чувство гордости от того, что они вдвоем с отцом отправились в горы на рыбалку. Это было прекрасное время, заполненное пламенем костров и бесконечными беседами под безмолвную симфонию красок мерцающих высоко над головой звезд.
В последний раз, когда они с Джеком поехали в горы, все было совсем иначе.
Шесть дней выпали из памяти.
Шесть пустых дней, отравляющих воспоминания о прошлом, отравляющих каждый день и само ее существование. Разбитая Гора нависает над ней с жестокой настойчивостью в ожидании чего-то.
«Чего? — подумала Алана. — И моей смерти тоже?»
Нельзя заставлять горы ждать.
Вздрогнув, она отогнала подобные мысли, быстро переоделась и спустилась вниз. Еда не прельщала ее. Она прошла мимо столовой, откуда раздавался смех и незнакомые голоса Стэна и женщины, с которой Алана еще не встречалась. Она не была настроена увидеться с Джанис Симпсон прямо сейчас.
Алана на цыпочках пробралась к входной двери и свернула к конюшне, где в терпеливом ожидании стояли верховые лошади.
Их было пять, выстроившихся в одну линию у стойки. Великолепный красавец-жеребец, две пары симпатичных гнедых с переливающейся коричневой шкурой, а еще черная как вороново крыло кобыла и огромный, серый в яблоках мерин.
Алана подошла к вороной кобыле, задержалась на минутку, позволив бархатной морде ткнуться ей в плечо и обнюхать. После того как лошадь благосклонно отнеслась к присутствию Аланы и успокоилась, Алана провела рукой по ее мускулистым ногам, подняла каждое копыто и внимательно осмотрела подковы: не застрял ли там камешек, не выпал ли из какой подковы гвоздь.
— Отлично, Сид, — одобрила Алана, закончив осмотр последнего копыта и выпрямляясь. — Ты готова к этому долгому восхождению и скользкому опасному откосу в конце пути?
Сид фыркнула. Проверяя подпругу и длину стремени, Алана что-то ласково нашептывала и не услышала приближения Рафа.
— Хорошая лошадь, — заметил он ровным голосом.
Алана осмотрела уздечку, немного отступила назад, чтобы полюбоваться вороной красавицей.
— Сид — прелесть, но самое чудесное в ней то, как она скачет, — сказала Алана. — Она играючи преодолевает эти горные тропы.
— Сид? — сдержанно спросил Раф.
— Уменьшительное от Обсидиан, — пояснила Алана, занимаясь уздечкой. — Знаешь, блестящее черное вулканическое стекло.
— Я знаю, — ответил он. — Ты говоришь, у нее хороший аллюр?
— Да, — произнесла Алана рассеянно, ее внимание было больше сосредоточено на ослабевших ремнях удил, чем на разговоре. — Ехать на ней верхом — все равно что оседлать легкий теплый ветерок. Просто радость. Ни один волосок не шелохнется на ее блестящем теле.
— И она не остерегается крутых откосов? — продолжал сдержанно Раф, с трудом контролируя охватившие его чувства.
— Нет. Хотя Серый не любит их, — заметила Алана, вытаскивая челку Сид из-под кожаных ремней, чтобы они не причиняли животному боль.
— Серый? — переспросил Раф.
— Конь Джека, — спокойно ответила Алана, жестом указав на крупного серого в яблоках мерина. — Он…
Алана зажмурилась. Ее руки вдруг затряслись. Она обернулась к Рафу.
— Он заартачился, — быстро произнесла она. — Серый упирался. А потом Джек… Джек…
Она закрыла глаза, пытаясь оживить воспоминания. Единственное, что она ощутила, это громкое биение собственного сердца. Возглас страдания вырвался из ее груди.