Незабываемые дни
Шрифт:
— Ты вот лучше не забудь: думают они наведаться в соседнее село окруженцев искать… Да еще хвастались, что разузнали, где партизанские переправы.
— А еще о чем они говорили?
И тетка Ганна выкладывала все, о чем ей говорил тот или иной полицай, или то, что ей удалось уловить из их разговоров друг с другом.
— Гляди же, не забудь! — еще раз напоминала тетка Ганна.
— Да уж ладно, — примирительно отзывался Сымон. И молчали оба. Горевали. Жаловались.
Сымон не на шутку тревожился, все думал, как бы ему
И при первом удобном случае дядька Сымон не преминул осуществить свой заветный план. Произошло это однажды вечером, когда люди уже ложились спать, а в хате у Сымона сидел Остап Канапелька и они толковали о разных своих делах. Остап спрашивал, когда из деревни пойдут подводы в город по немецким нарядам. Надо было перебросить в надежное место партию тола. Его лучше всего переправить с такой удобной оказией. Договорились и о сроке, и о подводчиках, которым можно поручить такое деликатное дело. Остап собирался домой, как вдруг кто-то постучал со двора в окошко. Стук был тревожный. Когда Сымон высунул голову в открытую дверь, Остап услышал несколько слов, произнесенных взволнованным голосом:
— Дядька Сымон, полицаи!
Остап не считал для себя полезным лишний раз встречаться с полицаями. Он схватил кожух, свою неизменную шапку и был готов уже броситься во двор, чтобы огородами пробраться к лесу, но Сымон схватил его за руку, прошептал:
— Поздно, брат! Прячься в кладовку! — и торопливо запер за ним дверь.
Полицаи были уже на дворе. Одни подходили к крыльцу, другие открывали ворота. Вскоре во двор въехало трое саней, на которых Сымон успел заметить станковый пулемет и понял, что полицаи куда-то направляются с серьезным заданием.
— Принимай гостей, Сымон, да коням там сена подбрось, да овса расстарайся: такая тяжелая дорога в эту метель.
— Куда это вас бог несет?
— После, Сымон, после, дай душу согреть с мороза, аж ноги затекли.
— Заходите в хату, заходите! А о конях не беспокойтесь, сыты будут.
Полицаи гурьбой ввалились в хату, захватили с собой и пулемет.
— Подбрось дровишек в печку, тетка Ганна, совсем окоченели!
Тетка Ганна не заставила гостей долго упрашивать себя, пошла хлопотать по хозяйству.
Сымон сновал по двору, ходил в сарай за сеном и, проклиная непрошенных гостей, вернулся, наконец, в хату.
— А ты, Ганна, приготовь что-нибудь людям, они ж с дороги.
— Да вы не беспокойтесь, дядька Сымон, у нас и своя фляжка есть, чтобы душу согреть. Мы не думаем у тебя долго задерживаться, вот только немного обогреемся и поедем дальше.
— Это уж ваше дело. Я людей не гоню из хаты, да еще в такое время. А ты, Ганна, дай там чего-нибудь людям, закусить Им ведь тоже надо.
Когда Ганна вошла в кладовку, чтобы взять там кое-что из припасов, Остап хотел уйти домой, но Ганна возразила:
— Обожди лучше, они — скоро. Разузнаешь, может, куда их чорт несет.
Хлопотала, металась Ганна. Вскоре на сковороде зашипело сало, испуская такой аппетитный аромат, что старший полицай не стерпел, стал раздеваться.
— Не на пожар спешим. Если-уж выпить, то по-людски, за столом.
Его примеру последовали и другие. Неудобно сидеть в хате в зимней одежде, от тепла так разморит, что начнет клонить к дремоте, того и гляди заснешь.
Хватили по первой чарке, попотчевали и Сымона.
— Знаменитая у вас, однако, водка. Чистая, как слеза, но на крепость, сказал бы я, деликатная.
— Что деликатная, то деликатная. Но от деликатности этой на дне одно горе осталось… Нет того, чтоб людям дать подходящую порцию. Гонять — так гоняют, а чтобы дать хороший харч — об этом не догадаются, — жаловался старший полицай. — А ты, начальник, не принимай это близко к сердцу. Служба — это служба. А горю вашему я помогу. Неси, Ганна, бутылку чего-нибудь. Да картошечки бы на стол, да огурчиков давай, капусту!
— Нам, брат Сымон, некогда у тебя засиживаться. Дело у нас, брат, очень серьезное.
— А дело не волк, в лес не убежит.
— Вот это ты, старый, верно говоришь. Чего ему убегать, если он, можно сказать, в лесу сидит. Еще, что ли, по одной?
— Кому охота считать, по первой или по второй? Коли душа принимает, незачем перечить ей, пускай летит ласточкой!
Выпили по второй, и по третьей, и по четвертой. Тетка Ганна не промахнется, во-время поставит лишнюю бутылку. А с закуской у нее свой порядок заведен: для начала можно яичницу или просто шкварки, а после какой-нибудь шестой или десятой можно обойтись и одной квашеной капустой — будут жрать, никуда не денутся.
А старший уже хвастается, фанаберится:
— Мы этих бандитов всех под ноготь! Мы вот позавчера одного повесили… Но упрямые, никак с ними не управишься. Одному нашему глаз выбил, а мне так саданул в пах, что еле богу душу не отдал. Ну, выпьем еще, что ли! Уж очень я не люблю на полдороге останавливаться. Сымонка, расстарайся там еще бутылочку.
Уж иные лежали вповалку на полу, кто в красном углу, а кто и под лавкой. Только старший и еще двое не сдавались. Старший то хвастал, то пробовал слезу пускать: