Незабываемые дни
Шрифт:
— Василий Иванович! Родненький! Да каким же ты образом к нам попал?
— Как видишь, под конвоем! Твои орлы?
— Отставить конвой! — рявкнул чуть не сорвавшимся голосом лейтенант и сконфуженно отошел в сторону.
— Мои, мои, отказываться не буду. Да идем же скорее, ты же, верно, за дорогу и ни разу не поел как следует?
— Узнаю характер! Видно, ты и сейчас о еде не забываешь.
— А зачем о ней забывать? Грешен, грешен попрежнему в этом деле. Заложишь это как следует, тогда хоть горы ворочай, никакой худой мысли в голове… Ну, так пойдем, браток, хоть перекусим по поводу такой неожиданной встречи.
— Постой, постой, у меня ж люди там под конвоем. Машины…
— Комаров!
— Да он, товарищ командир, побежал ихних людей привести.
— Ну, ладно! Комаров с полслова понимает. Но и подвел же он меня с этой встречей. Такой конфуз, такой конфуз. Это, видишь, гитлеровцев мы ждали. Думаю, рассердятся за сегодняшние дела, за танки свои, да еще, чего доброго, бросятся нас искать с большой такой обиды. Ну, мы и приготовились, на всякий случай, встретить их как следует, с хлебом-солью!
— Постой, про какие ты это танки толкуешь?
— Да разве ты не видел на дороге?
— Так это твоя работа?
— Моя не моя, а хлопчики мои руки погрели! Да что тут говорить, идем поскорее! Сказать тебе по секрету, коньячок у меня есть отличный, из сегодняшних трофеев. Хлопцы мои машины две растребушили… Ну пошли, поговорим за ужином.
Вскоре Василий Иванович и его спутники очутились на временной партизанской стоянке. Тут не было даже ни землянок, ни обыкновенных лесных шалашей. В густом сосняке стояло несколько распряженных возов. Горел костер, около которого копошилось несколько человек, готовивших ужин. Люди разместились на охапках сена, соломы, застланных подстилками, шинелями.
— Ну так рассказывай, браток, как оно и что там делается у нас, где теперь армия?
— Да я уже давно оттуда, что мне рассказывать!
— А мы, браток, еще раньше, чем ты, своих оставили… Так вот и живем… Чесанем фашиста — и в лес! А новостей в лесу, как тебе известно, немного, на то он и лес темный, — не то с легкой иронией, не то с оттенком печали проговорил хозяин, так радостно встретивший Василия Ивановича. Это был Платон Филиппович Копуша, председатель райисполкома. Фамилия этого человека никак не вязалась с его характером, живым, подвижным. Он и раньше, до войны, никогда не засиживался в районе, почти все время проводил в селах, колхозах, знал наперечет всех сельских работников, их достоинства и недостатки, не давал спуску лежебокам.
Район был из передовых.
Была у Копуши и одна слабость: он любил хорошо поесть, любил и угостить людей. Об этом он не забывал никогда, как бы ни был перегружен делами. И от всей его кряжистой, как из дуба сколоченной фигуры всегда веяло таким здоровьем, такой жизнерадостностью, что самые мрачные, самые скучные люди сразу же заражались его веселостью, его неиссякаемым оптимизмом.
Слабость Копуши к еде пробовали использовать некоторые работники. Какой-нибудь председатель колхоза приготовит хороший обед, чтобы немного задобрить неугомонного начальника, — может, он и не взглянет на дырявый хлев, на отощавших коней, — и приглашает:
— Может, перекусите с дороги, Платон Филиппович, пока колхозники соберутся?
— А что там у тебя? — хитро спрашивает Копуша.
— Да жена драников напекла со сметаной. Да колбаски нажарила, только-только кабанчика освежевали.
И вдруг Копуша перебивает его:
— Ты ко мне на кабанчике не подъедешь! Не буду есть твои драники! И колхозников мне не собирай. Я вот сам по хатам пройду, я, браток, сам разузнаю, как люди живут под твоим руководством.
И посмотрит, и расспросит, и посоветует. А потом и к председателю колхоза доберется.
— Нет, браток, нет… Не есть нам с тобой твоих драников! Не пробовать твоей колбасы! — И уже строго:
— Придется тебе, должно быть, попробовать моих драников в районе!
А если человек не по злому умыслу сделал какой-нибудь промах, тогда немного мягче:
— Так и договоримся, браток: только тогда буду у тебя в хате, когда наведешь порядок в своем колхозе. А то у тебя драники и колбасы, а люди вон на косовицу пошли с сухим хлебом. Так и уговоримся: чтобы этого больше не слыхать и не видать!
Скажет, как отрубит, и пошел. Чешет председатель колхоза затылок: вот тебе и драники со сметаной!
Пришла война, не растерялся Копуша. Гитлеровцы явились скоро, начали грабить колхозное добро. Дни и ночи проводил Платон Филиппович с людьми. Что припрятали из добра, что раздали людям на сохранение, чтобы не попало в руки чужаков. Да начали и на фашиста огрызаться, и крепко огрызаться.
— Как же ты это решился на танки пойти? — спросил Василий Иванович.
— Да что же тут хитрого? Он, фашист, пришел сюда непрошенный, да еще тебя за горло хватает. Законное дело — дать ему по башке, чтобы уразумел, что он не туда попал. Выбрали они, видишь, эту дорогу и целыми колоннами двинулись по ней. А району разор: хватают что только ни увидят, тянут с людей все, что только можно… Тут и ночлеги, и постои, и коней им давай, и свиней им давай! Давай и давай! Только давай, другого от них и не услышишь! Ну и решили мы их понемногу отучить. Группа у меня неплохая: и свои хлопцы, коммунисты, комсомольцы, и военные из окружения, вон Комаров еще под Минском ихние танки жег. Вот и выбрали мы местечко — там они, гитлеровцы, попадают, как в мышеловку, ни взад, ни вперед, очень не развернешься. Мы их поджарили малость! А они перепугались не на шутку. Видно, решили, что нас тут неисчислимая сила. А у нас всего-навсего человек тридцать наберется. Конечно, люди еще есть, можно не один отряд организовать. Но не все же одним махом. Вот она и вся наша история. Э-э, а ведь ужин остыть может, давай, давай, хлопцы, шевелись!
До поздней ночи шла у костра товарищеская беседа. И впервые за все время своих странствий Василий Иванович и его спутники хорошо выспались, отдохнули. И у всех было ощущение: твердая и надежная под ногами своя земля, и еще тверже и надежней свои люди, которые не склонились перед фашистом, которых боятся фашисты.
Утром, передав Копуше партийные поручения для других партизанских групп, которые существовали и действовали в районе, и условившись о связи, Василий Иванович со своими людьми двинулся дальше. Пробирались глухими лесными дорогами к месту, где он думал обосноваться и начать свою работу.
12
Эмка с тремя пограничниками мчалась на восток. Она держалась больших фронтовых дорог, порой пристраивалась в хвост какой-нибудь автоколонне, чтобы избежать хлопотливых встреч с контрольными постами… На нее никто не обращал особого внимания — мало ли машин двигалось в те дни на восток. Правда, три пограничника сменили уже свою форму и были в обыкновенном пехотном обмундировании, чтобы не очень бросаться в глаза многочисленным пехотным колоннам, направлявшимся на восток.