Незабываемый вальс
Шрифт:
Он сомневался, что его имя скажет ей что-нибудь, и потому был приятно удивлен, когда Батиста радостно встрепенулась, словно узнав его.
— Так это вы владелец Ролло и Аполлона? Ваши лошади в прошлом году выиграли две большие скачки!
— Так и есть, — подтвердил граф, едва скрывая свое удивление ее осведомленностью. — Ролло выиграл скачки «Две тысячи гиней» [3] , а Аполлон — Золотую чашу в «Аскоте» [4] . Но меня поражает ваш интерес к этому.
3
Ежегодные
4
Аскот — ипподром близ города Виндзора, где в июне проходят ежегодные четырехдневные скачки, являющиеся событием в жизни английской аристократии.
— Я обожаю лошадей, — с готовностью объяснила Батиста, — и всякий раз читаю колонку о скачках в «Таймс», хотя папа вряд ли пришел бы в восторг, узнай он о моем увлечении. Наверное, он счел бы это еще одним грехом, требующим наказания.
Граф засмеялся.
— Какое открытие! Вы не перестаете удивлять меня. И подумать только, что вы дочь лорда Дансфорда.
— И почему мы не вспомнили о лошадях за завтраком! — воскликнула Батиста.
Она говорила с таким пылом, что у графа невольно вырвалось:
— Что ж, пусть эта тема займет нас за ужином.
— Мне будет позволено отужинать с вами?
Встревоженный тон выдал ее сомнения. Батиста ожидала, что к ужину он уже распрощается с ней.
— Этим вы окажете мне великую честь, — заверил граф.
На самом деле он начинал беспокоиться, как бы его безрассудность не обернулась бедой.
Граф поднялся из-за стола и сказал:
— Нам необходимо намного опередить вашего отца. Поэтому не станем терять драгоценного времени и отправимся в путь.
Они проехали уже немало миль, начало смеркаться. К вечеру экипаж прибыл в город, где они собирались заночевать.
Большую часть пути они ехали молча. После завтрака граф предоставил коляску Батисте, а сам поскакал верхом. Позже он пересел в коляску, но девушка сама не решилась заговорить, боясь надоесть ему. Граф не знал, что в это время она читала про себя молитву: благодарила небеса за то, что ей посчастливилось встретить графа, который увозил ее все дальше и дальше от жестокого отца.
Невозможно описать все ужасы, выпавшие на долю Батисты за последние два года. За это время она из ребенка превратилась во взрослую девушку, очень похожую на мать. Ненависть отца к ней росла с каждым днем. Если он и не бил ее, то уж не обходился без постоянных придирок и унижений. К тому же он не переставал бранить Батисту за грехи и ошибки, которых она не совершала. А все потому, что она напоминала ему жену.
Временами девушка не могла более терпеть ненависть отца и желала даже умереть — все лучше, чем жить с таким жестоким неуравновешенным человеком. Бедняжку спасали лишь любимая гувернантка да чтение. Книги уводили Батисту в прекрасный мир, где она забывала свои обиды и даже оправдывала отца.
К счастью, по неизвестной ей причине он еще разрешал дочери кататься верхом. Эти поездки были единственным спасением от тягостного общества отца, от его проповедей и побоев.
Отец лишил ее многих удовольствий, на все наложил запрет. Все фарфоровые вазы, украшения, картины и даже подушки были вынесены из ее спальни, так как лорд Дансфорд считал все это ненужной роскошью. Ее одежда была очень скромной и намеренно невзрачной. Но даже в самой простой одежде девушка выглядела изящно и элегантно. Лорд Дансфорд тщетно прятал природную красоту дочери. Сперва он одел ее во все черное — подходящий цвет, как он говорил, для тех, кто должен замаливать грехи. Однако черный цвет, как, впрочем, и другие темные цвета, лишь прекрасно оттенял белоснежную кожу, золотые волосы и голубые глаза Батисты. Ей не позволялось носить модных в то время бантов, оборок и кружев, но простые лифы платьев только подчеркивали красивую линию груди и узкую талию.
В дорожном костюме темно-синего цвета Батиста казалась особенно стройной, и граф отметил, что простой покрой придавал ей почти классическую, античную красоту и уж конечно никак не портил ее, к великому сожалению лорда Дансфорда.
Коляска катилась по главной дороге к Парижу, граф ехал неподалеку верхом, не упуская ее из виду. Он представил, какой красавицей будет Батиста в модных платьях с пышным турнюром. Эти наряды от мистера Ворта недавно вошли в моду и свели с ума весь Париж.
Тут граф вспомнил, что ему так и не удалось разузнать, сколько у нее с собой денег.
Они уже подъезжали к городу, где собирались остановиться на ночь. Граф подумал, что Батисте понадобится множество мелочей, ведь с собой она не имела даже ночной рубашки. Она наверняка захочет сделать покупки и пошлет кого-нибудь из гостиничных горничных в лавку.
«Должно быть, она взяла какие-то деньги», — подумал он.
Однако тогда почему его вопрос смутил ее? Легкая краска, залившая ее личико, очень шла ей, но это смущение скорей всего означало, что никаких денег она при себе не имела.
Солнце садилось, лошади подустали и бежали не так резво, впереди уже виднелись крыши домов.
— По приезде, — обратился он к Батисте, — я отдам необходимые распоряжения насчет вашей комнаты.
— Я должна… вам признаться… — тихо отвечала она, — что я не в состоянии… заплатить за нее.
— Я догадывался об этом, — отозвался граф. — Ну уж теперь будьте добры ответить на мой вопрос. Так сколько же у вас с собой денег?
— Боюсь, что… нисколько.
— Нисколько! — воскликнул граф. — И как же, позвольте узнать вы собирались попасть в Париж, не имея на то средств?!
— Раньше я откладывала деньги и, когда в последний раз попыталась бежать, мне вполне хватило бы их, что бы добраться до Лондона, — оправдывалась Батиста. — Но папа отобрал все мои сбережения и позаботился о том, чтобы я впредь уже не могла сбежать, он заставил горничную обыскивать мою комнату два-три раза в неделю. Он давал мне деньги, только когда мы были в церкви, и следил, как я опускала их в кружку для пожертвований. Мне не удавалось спрятать их.