Незабываемый вальс
Шрифт:
Граф, к своему удивлению, не был ни раздражен, ни пресыщен этим незатейливым времяпрепровождением. Он смотрел на все глазами Батисты, все радовало и развлекало его. Батиста была прекрасна, ради одного этого стоило привести ее в это пусть и не самое лучшее, но уж никак не дурное место. И танцующие пары, и сама ночь — все дышало каким-то необыкновенным очарованием, которого он еще никогда не испытывал на светских балах и приемах.
Экипаж виконта они давно отпустили, а сами поехали в открытой наемной коляске. Батиста
— Как было прекрасно… как прекрасно! — вздохнула она. — Только вы один могли понять, как мне хотелось увидеть такой Париж, такой радостный, где все люди… счастливы.
Она сидела так близко, что граф машинально обнял ее. Ему казалось, что Батиста не чувствовала в нем мужчину, для нее он был всего-навсего добрым, понимающим другом, человеком, в трудную для нее минуту протянувшим руку помощи.
«Она еще так молода, — подумал граф. — Очень жаль, если с возрастом Батиста утратит свою непосредственность».
До дома виконта было совсем близко.
Они прошли в гостиную, где слуги приготовили им легкие закуски и напитки.
— Я навсегда запомню этот вечер, — сказала Батиста.
— Так где вам понравилось больше? На балу, где мы были сначала, или в танцевальном зале? — спросил граф.
— Это нетрудный вопрос, милорд. Конечно, в танцевальном зале. Ведь там я была с вами, — искренне ответила девушка. — А на балу я то и дело смотрела, где вы и с кем разговариваете, и не слышала половину реплик своих партнеров.
— Вам не следует думать обо мне! — вырвалось у графа. — Видите ли, дорогая Батиста, я помог вам в беде, я спас вас, но скоро вы окажетесь под опекой своей матери, она будет заботиться о вас, а я вам буду не нужен.
Батиста ничего не отвечала, она молча напряженно смотрела на него. Он никогда раньше не видел такого тоскливого выражения ее глаз.
— А что если… мама не захочет принять меня? — спросила она наконец.
— Сейчас нет смысла обсуждать это. Я еще даже не встречался с вашей матерью. После разговора с ней станет известно. Но я уверен, узнав о вашей ужасной жизни с отцом, о том, что было с вами после ее отъезда, она непременно оставит вас у себя и позаботится о вас.
Снова воцарилось молчание. Потом Батиста нерешительно спросила:
— А после того как я перееду к маме, я больше… не смогу видеть вас?
— Этого я не говорил, — ответил граф. — Но как вы сами понимаете, Батиста, я вскоре вернусь в Англию. А вы, я думаю, не будете лишний раз испытывать судьбу и ездить туда.
Девушка какое-то мгновение колебалась, но потом решилась:
— Я знаю, чего хочу больше всего… Я хочу остаться с вами, — выпалила она. — И чтобы всегда было так же хорошо, как сегодня. Вам ведь тоже было хорошо, милорд! Я знаю, вы не притворялись!
Граф удивленно посмотрел на нее:
— Почему вы так считаете?
— Иногда в разговоре
Граф заметил, что их разговор зашел слишком далеко, а это не предвещало ничего хорошего.
— Идите спать, Батиста, — вздохнул он. — Зачем расстраивать себя и портить такой чудный вечер грустными мыслями о том, что даже не имеет места быть. Вспомните, как вы веселились совсем недавно. Идите спать. И пусть вам приснится, что вы вновь танцуете польку.
— Танцую с вами, — прошептала Батиста.
Она даже не думала ослушаться графа и собралась уходить. Напоследок девушка приблизилась к нему. Ирвин протянул ей руку, и она сжала ее в своих ладошках.
— Спокойной ночи, — сказала она. — Спасибо… Я благодарю вас от всего сердца.
Батиста сделала реверанс, склонилась к его руке и поцеловала ее. Граф понял, почему она это сделала; Батиста вспомнила, как он поцеловал ее руку, когда она спасла ему жизнь.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Графа проводили в комнату, где он стал ждать леди Дансфорд. Она жила в скромном доме на небольшой площади. И простота обстановки, и внутренняя отделка, и даже цветы — все напоминало Англию.
Ирвин Хоксхед не раз бывал в великолепных особняках министров иностранных дел. И потому ожидал, что герцог де Граммон, любящий во всем величие и помпезность, создаст своей любовнице обстановку под стать своим вкусам.
По дороге к дому леди Дансфорд граф был полон тревог. От этой встречи зависело будущее Батисты.
«Все будет хорошо, — убеждал себя граф. Я передам Батисту матери и наконец сниму с себя ответственность за судьбу девушки».
Так рассуждал граф, собираясь на эту встречу, но что-то внутри, должно быть совесть, подсказывало ему, что он успел привязаться к Батисте и ему будет не просто выкинуть из сердца эту прелестную голубоглазую девушку.
«Почему, в конце концов, я так переживаю из-за едва знакомой мне девушки? — подумал он. — Я знаком с ней меньше недели, а на меня с ее появлением свалилось уже столько хлопот».
Никто не сумел бы сделать для нее больше, чем граф. Ради Батисты он пошел на обман и выдал ее за свою племянницу.
«Как только освобожусь от нее, займусь наконец поручением премьер-министра и, надеюсь, уже скоро смогу вернуться домой», — решил он.
Но тут граф вспомнил, что и дома его тоже ждут осложнения. Безусловно, леди Марлин так легко не оставит его в покое.
«Я не стану устраивать ей сцен, я не хочу иметь с ней больше ничего общего, — подумал граф. — И уж конечно я не поверю ее лживым оправданиям».