Незабываемый вальс

Картленд Барбара

— Правда?

— Это чистая правда, клянусь вам.

— Но папа говорил…

— Забудьте, что говорил вам отец! — оборвал ее граф. Его отношение к женщинам, да и ко всему другому на свете, извращено. Поймите, Батиста, он не в своем уме, и потому нам нет смысла вспоминать, что отец когда-либо говорил вам по тому или иному поводу.

— А хороших женщин… таких, к которым, как вы говорите, отношусь и я… любят? — Ему показалось, что она смотрит на него с надеждой.

— Они идеал для мужчины, — ответил граф серьезно. —

И поскольку они действительно идеальны, когда мужчина встречает такую женщину, он хочет прожить бок о бок с ней всю жизнь и поэтому просит ее стать его женой и матерью его детей.

Батиста задумалась над сказанным и произнесла:

— Теперь все понятно. Я обещаю вам стараться… стать идеалом для мужчины, которого… люблю.

Граф вспоминал их беседу и заметил, что она, должно быть, неспроста сказала «для мужчины, которого люблю», а не «для мужчины, которого полюблю».

«Если она вздумала влюбиться в меня, — размышлял граф, — то ей будет очень тяжело, когда я оставлю ее. А из-за этого она, возможно, снова попадет в какую-нибудь историю в Риме, что немудрено, когда вокруг столько любвеобильных темпераментных итальянцев, которых, несомненно, привлечет ее красота».

Мысль о том, что Батиста станет искать у них утешения и окажется в очень неприятном положении, совсем расстроила графа.

Он почувствовал приступ гнева и откинулся на спинку сиденья, пытаясь успокоиться. Коляска остановилась у парадного входа.

Граф вошел в гостиную, а оттуда поспешил в библиотеку, где оставил Батисту. Открывая дверь, он услышал ее крик, замер на пороге при виде разыгравшейся там сцены.

Виконт Пьер де Дижон сжимал в объятиях сопротивляющуюся девушку.

— Что, черт побери, здесь происходит? — гневно вскричал он.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Итак, граф оставил Батисту в библиотеке.

Ей было не по себе, когда граф попрощался с ней и удалился куда-то с серьезным и, как ей показалось, даже загадочным видом.

Батиста догадывалась, что его сегодняшняя встреча касалась непосредственно ее.

Она прекрасно понимала графа, и сегодня в его словах почувствовала что-то особенно значительное. Он сказал, что едет на важную встречу, которую нельзя пропустить, но Батиста сопровождать его не может.

«Если речь и правда идет о моей матери, — подумала она, — то мне следует только запастись терпением и ждать». Надежда на скорую встречу заставляла девушку трепетать от радости при одной мысли об этом. Но вместо этого ей шло на ум только то, что, уйдя к матери, она уже больше никогда не увидит графа.

Прошлой ночью, когда они вернулись с танцев, Батиста никак не могла уснуть. Она лежала и ощущала его руку на талии и свою ладонь в его ладони. С первого дня их знакомства с ней что-то произошло.

Граф как-то странно воздействовал

на нее. Она постоянно ощущала его присутствие, хотя не могла объяснить почему. Когда его не было рядом, она не переставала думать о нем, скучать по нему и ждать его. Батиста ничего не могла с собой поделать.

Книги в библиотеке предназначались скорее для красоты, нежели для чтения. Сияющие золотом переплеты сразу бросались в глаза, и каждый новый ряд книг был красивее предыдущего.

Батиста нашла полки с современной литературой и уже не отходила от них. Эти книги притягивали ее как магнит, там были запретные прежде для нее писатели. Батисте захотелось читать о любви, и она знала почему.

Сегодня ей наконец открылись глаза на то, что с ней происходит, и она удивилась, как прежде могла быть такой недогадливой. Как могла она раньше не замечать, что любит графа?!

Она так любила его, что не находила себе места, стоило им ненадолго разлучиться. Она с отчаянием понимала, что ничего не может значить в его жизни, через пару дней или даже часов граф отправит ее к матери, и она навсегда потеряет его.

— Почему раньше я была так глуха и слепа? Почему не понимала, что люблю его? — прошептала она.

Она могла догадаться об этом, когда от его улыбки ей казалось, что солнце светит ярче, а когда он хмурился, все в мире сразу меркло. Ей следовало понять это, когда ее сердце трепетно билось при виде графа и за спиной словно вырастали крылья, на которых она летела к нему. А когда они лежали рядом? Грешно было не понять того, когда он в темноте поцеловал ей руку, и его губы опалили ей кожу.

— Я люблю его! — сказала она вслух.

Но Батиста сознавала, что в его глазах она была всего-навсего наивной надоедливой девчонкой, утомительной обузой, от которой он спешил избавиться.

Вчера ночью, когда они танцевали под звездами, Батисте иногда казалось, что он вел себя так, как обычно ведет себя снисходительный родственник, который согласился позабавить свою маленькую племянницу. Батиста решила, что граф представлял все именно так, но для нее этот вечер был полон бесконечной радости и восторга, который невозможно передать словами. Теперь она понимала, что это любовь придавала всему романтический ореол и неописуемую красоту. И потому ей казалось, что они словно в сказочном сне, и не хотелось никогда просыпаться.

Вчера, когда они вернулись домой и граф прощался с нею, она поддалась необъяснимому порыву и поцеловала его руку. В этом поцелуе выразилась вся ее признательность, вся благодарность, но было в нем и какое-то другое, новое чувство. Теперь Батиста знала, имя этому странному чувству — любовь.

Она смотрела на книжные полки, но не видела книг. В ее глазах стоял образ графа: его серые глаза, устремленные на нее, изгиб его губ, горделивая осанка, его элегантная, подчеркнуто мужественная внешность.