Незапертая Дверь
Шрифт:
Звонила мама с целью разузнать подробности произошедшего с Либрой. Мне было не до нее, но чтобы не обострять отношения, я рассказала все, что знала. Когда мама свела разговор в русло волнующей ее темы – предстоявшей свадьбы Верки – я быстро распрощалась. После дозвонилась Роману, спросив, как обстоят больничные дела. Пока без изменений. Им с Веркой, за все хорошее, досталось от матери Либры, заявившей, что мы сбили ее девочку с праведного пути. Из-за нас она ушла из дома и осталась без присмотра, а ведь она совсем еще ребенок, неприспособленный к самостоятельной жизни. Нет, виновата одна я. Если
Я долго сидела за кухонным столом, а потом уткнулась в скрещенные руки и отключилась. Сквозь морок сна слышала, как горланит Лизка, видимо, требуя жратвы. Слышала и лай поддерживающего ее голодного Пешки. И только спустя какое-то время до меня дошло, что они никогда не просили есть в зале, потому как кормила я их на кухне, где сама в данный момент и сидела. Голодными, они обычно отирались у ног, а сейчас…
Я испуганно вскинулась, да так, что голова закружилась, а по одеревеневшим рукам побежали мурашки. Прислушалась и посмотрела на дверь. Закрыта. Глянула на будильник: 15:40. За окном снова хлестал дождь. Пешка замолчал, а Лизавета продолжала орать.
Я выбралась из-за стола и, шатаясь, добрела до зала. Пешка нервно стучал хвостом по полу, рассевшись посреди комнаты. Лизка, на которую он внимательно смотрел, с урчанием вцепилась в так полюбившуюся ей сумку. Мне сразу представился гепард, заскочивший на хребет антилопы с единственным намерением – задрать насмерть и сожрать.
Все, с меня хватит!
Я схватила покрывало и, подойдя к кошке, накинула его на нее. Торопливо закутав, отнесла в прихожую, открыла дверь и вытряхнула на площадку. И едва успела закрыться! Эта взбесившаяся дура в прыжке уже летела обратно и с воплями врезалась в ручку. Меня всю трясло. Еще бы немного, и эта паршивка вцепилась бы в меня точно так же, как только что – в проклятущую сумку. Куда только девалось ее хладнокровие?
Придя в кухню, я налила в стакан воды и, как учила Антонина Антоновна, прочитала над ней молитву. Поймала себя на том, что почти забыла «отче наш». И устыдилась, усомнилась, что заслуживаю прощения.
Отыскав свой крестик, как и собиралась, повесила его на шею, затянув петлю веры. Приблизившись к сумке, окуная пальцы в стакан, начала обрызгивать ее водой. Чтобы улучшить результат, дабы уж наверняка подействовало, решила отставить сумку и начертить под ней крест. Подойдя ближе, не решилась притронуться к помятым клетчатым бокам, которые… едва заметно вздымались! Я отскочила, наступив Пешке на хвост, выронила стакан и пролила остатки воды. Присев на корточки, уставилась на подозрительный баул. Могу поклясться, что видела движение внутри, под этими клетками и переплетениями грубой ткани. Словно за ней кто-то дышал.
Нет, ну чушь, конечно! Только вот в неровностях угадывался силуэт выгнувшегося дугой человека! Но ведь этого просто не может быть! Что, у меня две недели в зале стояла сумка с полуживым незнакомцем? И вдруг он зашевелился, потому кошка и кинулась на него?
Глубоко вздохнув, я схватила с полки ножницы, подошла к сумке и принялась с остервенением разрезать веревки, с твердым намерением узнать, что же там внутри. Больше меня не могли удерживать опасения, что соседи наябедничают
Я освободила баул от пут и рывком дернула язычок «молнии». Была готова увидеть что угодно: огромную дохлую собаку, гору наркотиков, молодого парнишку, ставшего похожим на скелет.
Не было никакого полудохлого незнакомца. Не было и горы «белой смерти». И даже придуманной моим ужасом собаки.
Я принялась вытаскивать мужскую одежду. Старые, поношенные, не проглаженные вещи. Один слой, второй, третий. Не могла остановиться, желая добраться до самого дна, чтобы убедиться, что под тряпьем ничего не спрятано.
И тут меня словно ошпарили! Я вытащила сиреневую рубашку в коричневый цветочек. Следом достала синие брюки с жирным пятном на штанине, лоснящийся пиджак, галстук с вытершимися ворсинками у узла, и несколько маек. Я просто не могла не узнать все это! Просто не могла! Это ведь вещи пропавшего соседушки! Игоря Яковлевича Печкина! Но как такое может быть? Они были на нем, когда он мне попадался на глаза. Я же про себя посмеивалась над его прикидом. Он рядился в этот пиджак и галстук, когда сумка уже была у меня, стояла у батареи, опутанная веревками! Я ничего не понимаю. Может, не проснулась? Что это значит? Уж не то ли, что я свихнулась? Очень на то похоже!
Обалдевшая и растерянная, я сидела на полу в окружении вещей и будила себя. Ведь все это неправда, просто не может быть правдой. Попытки очухаться не дали результатов. Я поняла, что не сплю. Поднявшись и забросив все барахло обратно, я подошла к двери и посмотрела в глазок. Потом дернула за ручку и в щелочку осмотрела лестницу. Лизаветы не было, и я осмелилась выбраться на площадку. Сжав кулаки, пошла наверх за ответами, еще толком не сформулировав вопросы. Остановилась напротив пластиковой четверки и постучала по ней костяшкой пальца.
После долгого ожидания и шорканья ног мне открыла дверь благообразная старуха, державшая в дрожавшей руке черный бумажный конверт. В таком же мои родители хранили старые, черно-белые фотографии – далекий привет молодости.
— Здравствуйте, — сконфуженно улыбнулась я. — Могу я поговорить с Игорем Яковлевичем? Он дома?
Старушка посмотрела на меня озадаченно. Потом, изучая мое лицо, прищурилась. И, наконец, сочувственно вздохнула.
— Сожалею, милая, но свидеться тебе с ним уже не придется. Игорь Яковлевич помер двадцать шестого мая. Царство ему небесное.
Я помотала головой и подалась вперед.
— Как двадцать шестого? Я же видела его уже вот, в июне, в начале месяца!
— Ты его с кем-то спутала, милая. В мае он помер, в мае.
— Кто там пришел, баб Нюра? — спросил кто-то из глубины квартиры, и следом в прихожую вышла женщина.
Я вспомнила ее. Это же она попросила у меня разрешения оставить вещи! А я и не знала, что она живет здесь.
— А, это вы… — разочаровалась она, подойдя ближе и вытирая руки о висящее на плече полотенце. — Насчет вещей? Вы извините, пожалуйста, что до сих пор их не забрали. Все заставлено, ступить некуда! Родственники из Саратова приехали, решили остаться уж и на сорок дней. Вас не затруднит еще немного подержать вещи у себя?