Нежданная любовь
Шрифт:
— Как я могу быть о вас другого мнения? Ведь случай на прошлой неделе — далеко не первая из ваших потех, результатом которой стала искалеченная человеческая жизнь!
— О чем это вы?
— Помните того молодого человека, что сломал ногу во время предыдущих ваших скачек? Он не умел как следует управлять лошадью. Бедняга по сей день не может ходить.
— Как его зовут? — спросил маркиз.
— Найджел Стоун.
— А-а! Вы говорите о генеральском сыне! Верно?
— Именно о нем.
— Да, я помню, что этот
— Неудивительно! — воскликнула Валета. — Вы забываете о развлекающих вас клоунах, как только представление заканчивается!
Маркиз окинул Валету испепеляющим взглядом.
— Интересная у вас манера вести беседу, мисс Лингфилд, — медленно и протяжно сказал он. — Вы правильно делаете, что никуда не рветесь из этой деревни. В обществе ваша прямота произвела бы фурор!
Валета моргнула, и маркиз с удовлетворением подумал, что с блеском выиграл эту игру.
— Папа всегда повторял, — сдержанно и спокойно проговорила Валета, — что, если оппонент переходит на личные оскорбления, можешь считать, что он проиграл тебе.
Маркиз неожиданно для самого себя расхохотался.
— Я шел к вам и думал, что, услышав слова соболезнования, вы разрыдаетесь, и мне придется утирать вам слезы, — сказал он, немного успокоившись. — Мне представлялось, что вы с радостью и огромной благодарностью примете от меня любую помощь. Теперь вижу, что ошибался.
— И еще как ошибались, ваша светлость! — подтвердила Валета. — Я еще раз повторю, что ни в чем не нуждаюсь.
— Только не разговаривайте со мной так категорично, мисс Лингфилд. Я ведь ваш попечитель, не забывайте об этом. Вы обязаны мне подчиняться.
Она с гордостью приподняла подбородок, и маркиз отметил, что вовсе не сердится на нее.
Весьма неожиданный и необычный разговор, подумал он.
И несомненно, гораздо более интересный, чем можно было ожидать!
В его голове никак не укладывалось, что столь хрупкое, изящное и красивое создание, как эта девушка, способно на столь мужественные и честные поступки.
Ее глаза выражали явную ненависть, а это интриговало маркиза больше, чем все овальное в ней. Ни одна другая женщина на свете никогда не смотрела на него так.
— Наверное, мне пора пожелать вам удачного дня и попрощаться, мисс Лингфилд. Очевидно, нам обоим требуется время для того, чтобы спокойно обдумать наш разговор. Я зайду к вам завтра или послезавтра, и, надеюсь, мы более обстоятельно побеседуем о вашем будущем.
— Уверяю вас, в этом нет никакой необходимости, — ответила Валета. — Если я захочу что-то сказать вам, то передам вам письмо. А вы ответите мне.
— Я больше люблю живое общение. Так удобнее договариваться о чем бы то ни было. Поэтому я сам приду к вам, и мы продолжим сегодняшний разговор.
Он поднялся с кресла и направился к двери.
Валета
Маркиз приостановился и повернул голову:
— До свидания, мисс Лингфилд. Вообще-то нам лучше перейти на менее официальные обращения, согласны? — Валета упорно молчала. Ее глаза гневно сверкали. — До свидания, Валета.
Больше не дожидаясь ответа, маркиз вышел из гостиной и захлопнул за собой дверь. На протяжении нескольких мгновений из коридора доносились звуки его уверенных шагов.
Усаживаясь в фаэтон, который ждал его во дворе у дома, и мастерски выводя запряженных в него лошадей на извилистую тропу, а затем и на главную дорогу, которая шла назад в Трун, маркиз улыбался.
Когда звуки отъезжавшего фаэтона растворились вдали, Валета вскочила на ноги, сжала пальцы в кулаки и злобно стиснула зубы.
«Как он смеет так вести себя со мной? Зачем папа назначил его моим попечителем?» — с отчаянием думала она.
Ненависть к маркизу жгла ей сердце, единственное, что хотелось, — не видеть его больше никогда.
Когда он спокойно и самодовольно поднимался с кресла, ее так и подмывало ударить его по напомаженной голове, расцарапать ему физиономию. Но подобный поступок возмутил бы и ее мать и отца, да и сама она очень сожалела бы о том, что натворила.
Но никогда в жизни ни один человек не вызывал в ней столько ненависти.
Все, что люди рассказывали о маркизе, лишь углубляло ее презрение и неприязнь по отношению к нему, за исключением, конечно, рассказов о его подвигах на войне.
Лишь в те моменты, когда отец говорил ей об отваге и мужестве этого молодого мужчины, она испытывала к нему чувство глубокого уважения.
Покойный отец маркиза отличался властным и жестким нравом и считал, что лишь избранные могут быть удостоены его внимания, поэтому водил дружбу с весьма ограниченным количеством людей.
Тем не менее к семье Лингфилдов он всегда относился по-доброму: приглашал сэра Чарльза на состязания по стрельбе, а раз или два в год даже к себе в дом вместе с супругой.
Известие о его кончине очень опечалило сэра Чарльза.
Через некоторое время после смерти отца молодой маркиз уволился из армии, и жизнь на перешедших в его владение землях потекла совершенно по-новому.
Слуги в обоих домах маркиза были по большей части представителями проживавших на его территориях семей, поэтому об устраиваемых им увеселениях и пирушках знали все.
Люди более пожилого возраста чуть ли в обморок не падали, слыша, что вытворяет маркиз.
Отец Валеты постоянно пытался оправдать его действия.
— Это последствия войны, — объяснял он дочери. — Ему пришлось на протяжении нескольких лет бороться с неприятелем за границей. После такого испытания никому не удается оставаться таким, каким ты был раньше.