Нежить Пржевальского
Шрифт:
После Омска Асхат попросился в действующую армию. Но пришли вежливые офицеры в мундирах генерального штаба и после получасовой беседы, где много говорилось о невидимых врагах, об опасности, в которой находится отечество, и тщательном отборе кандидатов (…ты, не подумай, Асхат, мы это не каждому предлагаем), Асхата уговорили подписать кое-какие формальные бумаги и перейти в разведку.
Жизнь разведчика была хорошо знакома Асхату. В основном по беллетристике Пржевальского. Битвы с хунхузами, встречи с диковинными зверями, запретные города, куда отважные разведчики
«Да-да, конечно, – сказали Асхату вежливые офицеры, – все это непременно будет, и приключения, и величайшие открытия, но сперва придется немного поучиться в школе переводчиков и проводников. Сколько учиться? Да, ерунда, год-другой. Где находится школа? В Верном, слышал о таком городе? Уверены, тебе там понравится».
Вежливые офицеры не соврали.
Город, действительно, понравился Асхату. Маленький, зеленый, уютный, он раскинулся у самого подножия тянь-шаньских гор. Горы были так близко, что по ночам на городских окраинах ревели голодные снежные барсы. А еще арыки! Арыки разбегались от головного канала по всему городу. Вода в них бежала хрустальная, в жаркий день из арыка можно было запросто напиться…
Незаметно прошел год. За ним другой. Асхат перешел на второй курс и готовился к выпускным экзаменам.
Но пусть об этом расскажет сам Асхат…
***
На лекции я был рассеян.
Утром получил письмо от товарища по кадетскому корпусу. Все наши теперь при настоящем деле, кто на Кавказе, а кто на Балканах. У Буланова два ранения в стычке с горцами, у Ицкевича первая награда «за проявленную против неприятеля храбрость», а я сижу в душном классе и делаю вид, что слушаю Пантусова. Что он там говорит? Что-то про иссыкский курган. Про то, какой он особенный и непохожий на все остальные курганы. Мол, где это видано, чтобы скифы хоронили своих мертвецов в гробах, да еще и в железных?
Вот так… вместо перестрелок, погонь и смелых вылазок в стан врага, сиди тут за партой и думай, для чего скифскому охотнику понадобился железный гроб…
Неожиданно лекция прервалась.
В дверь постучали, и на пороге класса возник дежурный офицер. Пантусов спустился с кафедры, подошел к дежурному и о чем-то коротко с ним переговорил. Потом обернулся к классу, взгляд его начал переходить от курсанта к курсанту и, к моему удивлению, остановился на мне.
– Ботабаев…
Я встал из-за парты.
– Да, Николай Николаевич?
– Вас к директору, к полковнику Беку.
– Разрешите идти?
– Идите, от занятий вы на сегодня свободны.
Меня вызывает Бек! Но зачем? Может у меня неприятности по учебе? Странно…
Но настоящие странности были впереди.
***
Дежурный, доложивший обо мне полковнику, придержал дверь и сказал: «Вас ждут».
Я зашел в кабинет директора. Легенда степного сыска полковник Бек не любил канцелярскую мебель. В кабинете не было ни стульев, ни громоздких письменных столов. Обстановка некоторым образом напоминала казахскую юрту. Под ногами лежали
– Курсант Ботабаев Асхат по вашему приказу прибыл, – говорю я и слышу в ответ: – Сядь.
Я сажусь на ковер. Бек не поднимает головы от карты, придавленной к столу книгами и саблей в ножнах. В руке у него штабное увеличительное стекло, без которого не разобрать названий рек, аулов и городов, нанесенных на карту мелким муравьиным письмом.
– Сколько раз говорил, – ворчит он себе под нос, – нанесите на карту Чимкент…
Я откашливаюсь и вдруг неожиданно для себя подсказываю шефу координаты потерянного города. Впервые за время моего присутствия он поднимает на меня красные от бессонницы и крепкого кумыса глаза.
– Это точно?
– Да, мырза.
Бек быстро, что-то помечает чернилами на карте.
– Ты чимкентский, что ли? – спрашивает он.
– Нет, мырза.
Односложный ответ его не устраивает, и тогда, поощренный кивком, я продолжаю:
– Готовлюсь к выпускным экзаменам. Много читаю.
Бек откидывается на ворох подушек, дотягивается рукой до бурдюка с кумысом и, перебалтывая его, смотрит на меня с озорством.
– Какой факультет?
– История и этнография.
– Тебя проверить?
– Да, мырза.
– Наказание за барымту?
– От двух до пяти лет каторги, с частичной или полной конфискацией скота. У некоторых казахских родов практикуется самосуд – отсечение руки, клеймение вора.
– Сколько рек течет в Семиречье?
Это вопрос с подвохом, но правильный ответ я знаю.
– Девять рек. Семь наземных – Лепсы, Каратал, Или, Чу, Аксу, Коксу – и… сейчас-сейчас… вспомнил… Тентек! И две подземные реки – Жылан и Коркыт.
Бек улыбается, и вопросы начинают сыпаться один за другим.
– Столица Коканда? Площадь острова Барсакельмес? Словесный портрет Худояра…
Вопросы мне хорошо знакомы, и я отвечаю на них, почти не задумываясь. Задав еще пару вопросов, Бек наконец иссяк. Сделал долгий глоток кумыса. Тыльной стороной ладони стер белую пенку с губы. Подобрался и стал серьезен.
– Что ж, смотрел твою характеристику, Асхат… учеба в Омске, перевод в Верный, оценки хорошие, преподаватели тебя хвалят, вредных привычек нет. Пора показать себя в настоящем деле, а, курсант?
В настоящем деле? Мне, курсанту, хотят поручить дело?!
– Значит так, – продолжал Бек, – от занятий я тебя освобождаю на месяц. У тебя задание, и задание это – с самого верха. Держи, все материалы в этой папке.
Я поймал брошенный мне через стол запечатанный пакет. Дело с самого верха! Подавив желание немедленно сорвать печать, я спросил:
– Что-то серьезное, мырза?
– В нашей работе все дела серьезные, – усмехнулся Бек. – Свободен.
Уже выходя из кабинета, я услышал: