Нежить Пржевальского
Шрифт:
Но какие же они все огромные! Я даже не знал, что бывают такие собаки!
Вернулся Егор и, узнав, что мы не в гости, а по работе, расстроился.
– Ты хоть на выходные забегай, Жумаш, – сказал он мергену, – а то все по службе да по службе.
Тут Егор вспомнил.
– Погоди, ты же на пенсии? Какая еще служба?
– Да вот, – сказал мерген, кивая на меня, – учу молодую смену.
– Это дело хорошее, – сказал Егор. – Хотя, смотря чему, ты там учишь…
Егор толкнул локтем мергена в бок, и они громко рассмеялись. Продолжая посмеиваться,
– Что тут… а-а… розыскное дело… если возьмешь Великхана, обрати внимание на задние лапы: что-то не нравится мне, как он их подволакивает.
Жумагали замялся.
– Да, я не за Васькой.
– А за кем?
– Дай Агкуша.
– Агкуша? – нахмурился Егор. – А без него не обойдется? Ты же знаешь, Жумаш, я его больше не даю. После того случая в Отраре…
– Нам по нежити отработать надо.
– Ну, если по нежити, могу Борбасара дать – он молодой, как раз его надо натаскивать.
Егор повернулся к собакам и легонько свистнул:
– Борька, иди сюда. Ко мне, Борбасар.
К нам подбежал белый с рыжими подпалинами волкодав.
– Вот, смотри, как вымахал, – говорил Егор, поднимая алабая за передние лапы. – Команды все знает, спокойный, уравновешенный. Борбасар, лежать!
Услышав команду, алабай послушно улегся у ног Егора.
– Молодец! А теперь голос! Голос, Борбасар!
Эту команду Борбасар проигнорировал. К моему удивлению Егор его опять похвалил.
– Он же не выполнил команду, – сказал я Егору.
– Потому и хвалю, что не выполнил, – улыбнулся Егор и пояснил: – Алабаю брехать не положено. Алабай идет на волка и нежить молча, правильно говорю, Жумаш?
– Совершенно верно, – подтвердил мерген.
– Ну, как тебе Борбасар?
– По-моему отличная собака. Я его заберу на пару дней, хорошо? Пусть попривыкает ко мне.
– Добро. Ну, о делах вроде бы все?
– Вроде все, – сказал Жумагали.
– А что это у тебя в кармане оттопыривается?
– Где?
– Да вот же. Это то, что я думаю?
Егор и Жумагали хитро переглянулись и засмеялись.
– Глаз-алмаз, – ухмыляясь, сказал мерген и вытащил из кармана, перевязанный грубой бечевой пакет, от которого резко пахнуло табаком.
Боже! Опять он со своим насваем! Не удивлюсь, если он и жезтырнакам его продает!
– Прячь скорее, – передавая пакет Егору, сказал мерген. – А то Света в окно увидит.
Воровато оглянувшись на дом, Егор спрятал пакет под гимнастерку.
– Ну, – сказал он неестественно веселым голосом, – собак поглядели, теперь прошу в дом, хозяйка уже накрыла стол.
***
Позже, провожая нас за ворота, Егор не выдержал и спросил мергена:
– Слушай, если не секрет, а по кому будет работать Борька?
Жумагали почесал голову под малахаем.
– Да так, по жезтырнаку.
– Тьфу, пакость, – разочарованно сплюнул Егор. – Я-то думал, на дэва идете, а тут жезтырнак какой-то, дался он вам…
Глава 4. Охота
Добрые
На рассвете двадцатого мая восемьдесят седьмого года в стране дикокаменных киргизов Николай Михайлович подстрелил неизвестную науке серую птицу и, подняв ее за крыло, с любопытством рассматривал будущую дрофу Пржевальского.
Тем же утром Асхат и Жумагали покинули город Верный.
Кони шли ровной неторопливой рысью. Рядом легкой пружинистой походкой бежал Борбасар – белый с рыжими подпалинами на животе волкодав. Вьючную лошадь Жумагали держал в поводу. Среди тюков с походным барахлом Асхат заметил рабочий карамультук мергена. Это было простое, надежное оружие без инкрустации и позолоты. На потертом прикладе Асхат разглядел маленькие красноречивые зарубки, но так и не решился спросить мергена, что они означают – убитых тигров, жестырнаков или врагов.
Кончились небольшие перелески, и открытая степь потянулась до самого горизонта.
После учебы в Омске, Асхат впервые оказался так далеко в степи. Все ему было в диковину – беркуты, парящие в небе, словно бумажные китайские змеи; пугливые суслики, похожие на крохотных каменных балбалов; ящерки-пилигримы, пересекающие степь верхом на черепахах…
Но больше всего его занимала охота.
Как они выследят жезтырнака? Где будут его искать? Как он вообще выглядит, этот жезтырнак? На все его расспросы Жумагали отвечал неопределенно: «Потом, балам, потом».
***
Когда отряд поравнялся со степным балбалом, Жумагали вдруг объявил привал. Развьючили и стреножили лошадей, развели огонь, на котором вскипятили воду. В кипящую воду мерген побросал белые шарики твердого курта, горсть проса и дикий лук, который он нарвал тут же, буквально под ногами. Борбасар позаботился о себе сам: отбежал в степь и вскоре вернулся, держа в пасти упитанного сурка.
После обеда Жумагали поднялся на холм к балбалу. Балбал – покосившийся каменный истукан, вкопанный на вершине холма, щурил на мергена хитрющие глаза. На поясе у истукана висел кинжал, вырезанный довольно детально, голову прикрывала круглая шапочка, руки сжимали чашу.
Предупредив Асхата, чтобы тот погулял в сторонке, Жумагали обмазал балбалу губы конским жиром, плеснул в каменную чашу водки и, усевшись перед истуканом, начал рассказывать ему последние новости: кто с кем сейчас воюет, почем на базарах китайский шелк, сколько жен у пишпекского бекляр-бека…
Асхат, ничего не понимал в происходящем, но крепился и помалкивал. Поболтав с истуканом минут десять, Жумагали встал, поклонился балбалу и стал собираться в дорогу.
За день им встретились три балбала. У каждого истукана мерген повторял свой загадочный ритуал. Каменному батыру с круглым щитом, он повязал охотничий пояс и спел воинственную песнь из эпоса про разбойника Кобланды, а древнему балбалу в виде простоволосой женщины с младенцем на руках – подарил позолоченные серьги и рассказал сказку про старичка Канбака.