Нежить
Шрифт:
Но за бедой беда идет опять -
И нос сочился, и глаза слезились.
Не будь упрям так, повернул бы вспять,
И долго бы потом кошмары снились.
…Так город лешего сразил,
Едва начался бой;
Он нежить страхом заразил.
И духом пал герой.
Едва живой в кустах лежал,
Пережидая день.
И потому лишь не сбежал,
Что выдала бы тень.
Но
Тем крепче духа дух.
И в полночь страх изгнал он прочь
И стал к сомненьям глух.
Он осторожно сделал шаг –
Не дрогнула земля,
И скрылся в подворотне враг,
Растерянно скуля.
И леший, осмелев, пошел…
Неведомо куда.
В лесу он быстро бы дошел,
А в городе – беда!
Один средь множества домов,
И улицы пусты.
Нет ни тропинок, ни следов…
Как лешие просты!
Ведь Афанасий думал как?
Мол, главное – дойти.
Ни разу не спросил, простак,
Где ведуна найти.
Лесною меркой мерил,
Считал, найдет и так.
В удачу слепо верил,
Как и любой чудак.
Но в городе удачи нет
Из леса чужаку.
И освещал уже рассвет
Дорогу лешаку,
Когда услышал он – петух
Вдруг солнцу гимн пропел.
Мерещится, подумал дух.
Но вновь тот захрипел…
– Откуда взялся здесь петух,
Ведь город – не село? –
Воскликнул Афанасий вслух,
А в мыслях: «Повезло!»
Ведь Никодим же говорил, -
И как он мог забыть!
–
Селянин в прошлом Доможил…
А что? Все может быть!
Так леший – ночи не прошло, –
Всем лешим изменил.
Вражду он осудил как зло,
И домовых простил.
А Афанасий уж спешил,
Пока не смолк петух.
За домового все решил
Лесной и глупый дух.
Он с торной улицы свернул
И пробежал дворами,
Овраг глубокий обогнул
И свалку за домами.
И вот уже не разобрать,
Куда и занесло.
Домишек обветшалых рать…
Не город, не село.
На пустыре вразброд стоят
Замшелою ордой,
Как будто василиска взгляд
Настиг за чехардой;
По окна в землю все вросли,
Ограды – ни одной.
А лопухи так подросли,
Что дом спасали в зной.
Вот в этом царстве старины
И вековечной лени
И жил губитель тишины,
Любитель
Петух на диво был красив
В цветастом оперении,
Но также дьявольски спесив,
Нуждаясь в поклонении.
Поверив, что окраска
Таланта признак есть,
Добавил черной краски
И падким стал на лесть.
Ее добыть пытаясь,
Вовсю он голосил
С утра , надеждой маясь
И не жалея сил.
Но слобода его
Сном праведника спала,
Не слыша ничего,
И солнце не вставало…
– Эй, птица, полно горло драть,
Изрядно послужил, -
И, приказав ему молчать,
Лешак врага нажил.
В лесу фазан – и тот постиг,
Что леший власть имеет.
Петух же разъярился вмиг:
С ним так никто не смеет!
Он гребень низко опустил
И растопырил перья.
«Кукареку» как клич пустил:
Мол, гляньте все на зверя!
Но Афанасий не сробел.
По клюву забияку
Он, размахнувшись, так огрел,
Что тот забыл про драку.
И, трусостью пятная честь,
Петух бежал позорно
В курятник, где взлелеял месть –
Мечтать ведь не зазорно…
А Афанасий, каясь,
Бранил себя за ссору,
Так драться зарекаясь,
Что и святому впору.
Замучить духа совесть не успела,
Терзаниям три крысы помешали.
Они с лихого возвращались дела
И, шум услышав, явно поспешали.
Но Афанасий крыс едва завидел,
Как в тот же миг о петухе забыл.
Он не оскал и мерзкий хвост увидел,
То домовой в крысиной шкуре был.
И сами крысы, недруга признав,
Все разом в голос злобно запищали.
С какой охотой бы, имея злобный нрав,
Они ему сейчас бока намяли!
Но осторожность удержала их.
Ведь домовой, увы, почти бессилен
Без старых добрых закутков своих,
А дух лесной под ясным небом – в силе.
И как им было с лешим поквитаться,
Пусть больше их, и проучить детину,
Когда пришлось бы на дороге драться,
От глаз досужих скрыв свою личину…
И вот пред лешим в космах встали трое:
Один седой, на вид совсем старик,
А по бокам моложе вдвое – строем,
И, в гнев себя вгоняя, сразу в крик:
– Ты кто таков, зачем сюда явился?