Неживая вода
Шрифт:
Выключив фонарик, сунул его в карман, а сам уперся руками и плечом в проржавевшую дверь. Петли заскрипели, но не поддались.
— Ну-ка, подсоби!
Игнат навалился следом, под ладонями принялась струпьями осыпаться ржавчина. Петли вздохнули, закряхтели, будто нехотя проворачиваясь в своих закосневших пазах. Сверху посыпалась чудом сохранившаяся побелка, пылью запорошило и глаза, и ноздри. В горло будто насыпали песка, и Игнат почувствовал, как изнутри рвется неудержимый кашель. Едва ли не сгибаясь пополам, он принялся отплевываться от попавшей в рот и ноздри пыли, растирая по лицу грязь и ржавчину. И слышал, как рядом так
— Вот ведь, проклятое место! — осиплым голосом, наконец, произнес бывший учитель. — С каждым годом все хуже. Да неудивительно — никто за этим местом не следит. Может, и я в последний раз тут хожу, а больше не придется…
Он трубно высморкался, а потом тьму снова проредил луч карманного фонарика. В подрагивающем искусственном свете лицо Эрнеста, перепачканное побелкой и бурыми разводами, казалось лицом глиняной статуи. Должно быть, и сам Игнат выглядел не лучше. Потому что Эрнест ощерил в улыбке желтые зубы и сказал насмешливо:
— Рожа-то у тебя, как из пекла вылез. Ну да ничего, девушки румяные тут не бродят, красоваться не перед кем.
Игнат не ответил, но тоже зажег фонарик и направил его сквозь открывшийся дверной проем: луч осветил облицованные плиткой стены, а потом затерялся во мраке — столь далеко простирался открывшийся путникам коридор. Эрнест, как водится, пошел первым. Игнат потянулся следом. Да споткнулся на пороге — под ногу подвернулась покореженная жестяная табличка. Он поддел ее носком, и жестянка перевернулась, выгнулась горбом, явив бурую спинку с нанесенным на нее узором, уже ставшим Игнату знакомым.
— Погляди-ка! Снова тот "паук"…
Он направил на табличку луч фонарика, но Эрнест лишь мельком скользнул по ней взглядом, бросил через плечо:
— Да, биологическая опасность. Здесь наши враги исследования проводили, отсюда, видимо, вирус чумы в Чертов котел закинули. Ты лучше руками не трожь, пусть себе лежит.
Игнат и не собирался. Обогнув жестянку, он поспешил вслед за Эрнестом, который и не думал сбавлять шага, а продвигался по безлюдным тоннелям столь уверенно, что Игнат почувствовал невольное уважение к бывшему учителю. Пьяница или нет, а дело он свое знал. Вот только ключ… Ключ не давал Игнату покоя, и мысли крутились в голове одна беспокойнее другой: вдруг обронил при спуске? Вдруг не отдаст? Или еще хуже — бросит Игната одного в этой могильной тишине и холоде, а сам скроется в потайном тоннеле и уже один, без чужой помощи, отопрет заветную дверь. Поэтому Игнат старался не отставать, но одновременно примечал все повороты и комнаты, куда заглядывал вместе с Эрнестом.
Там царили запустение и тьма.
"Кладбище", — вот, что первым пришло Игнату на ум.
Кладбище прошлой жизни, кладбище воспоминаний и вещей, оставшихся от тех, ушедших
Здесь еще высились железные стеллажи, заставленные книгами, от которых уцелели только выцветшие корешки. Под толстым слоем пыли деревянный стол бережно хранил пятна разлитого чая. Надгробием высилась чугунная плита. Массивная коробка телефона глядела на новоприбывших единственным ослепшим зрачком диска, а рядом валялась сдернутая с рычажков трубка. Может, кто-то в последний раз отдавал в нее приказы перед тем, как окончательно покинуть атакованный войсками Южноуделья объект. Может, кто-то прощался с любимой… Игнат наклонился, прислушался, но гудков не было.
"Где теперь все эти люди? — подумал Игнат. — Где суровые
— Как называлось это место? — вслух спросил Игнат, и в застоявшейся тишине его голос прозвучал чересчур громко и резко. Эхо подхватило последнее слово и отразило его от пустых стен, словно от поверхности кривого зеркала, вопрошая загадочно: "…что? …что?"
— Форсса, — ответил Эрнест, и эхо зловеще шепнуло за ним:
"…оса…"
Игнат вздрогнул, поежился, снова почувствовав на шее прикосновение ледяных пальцев. И, понизив голос, осторожно сказал:
— Никогда не слышал о таком.
— Да куда тебе, — по-своему обыкновению насмешливо ответил Эрнест. — Солонь ваша где? На окраине. Богом забыта, навью отравлена. Но надо отдать должное, весь Опольский уезд таков: если в столице гром грянет — к нам эхо через годы дойдет.
— Все это так, — не стал спорить Игнат. — Тогда ты откуда знаешь?
— И я бы не знал, кабы не был внуком чистильщика, — осклабился Эрнест. — Рассказывали мне, что "Форсса" в начале прошлого века был крупнейшим военно-промышленным комплексом в Эгерском королевстве и назывался так по имени его владельца. А со временем превратился в Институт научных исследований целевого военного значения. Также под его эгидой велись разработки в различных областях науки, в том числе по созданию новых видов оружия массового поражения. Сам я многого не знаю, записей не сохранилось никаких — чистильщики в свое время постарались. Слышал только, что этот комплекс действует и до сих пор.
— И у нас тоже? — осторожно спросил Игнат.
— А кто его знает. Хотя война давно прошла, от шпионажа еще ни одно государство не отказалось.
Коридор теперь повернул вправо. Комнат тут не было, зато вдоль стен тянулись сваленные друг на друга клетки.
"Осторожно: животные инфицированы", — вспомнил Игнат и сунул руку в карман, где в сложенном виде покоилась подобранная на входе бумага.
На некоторых клетках стояла маркировка: восьмизначный номер и птица с человечьим лицом. На голове птицы красовалась корона с вписанной в нее заглавной "F".
"Так вот, почему это изображение встречалось на всех привезенных Эрнестом вещах, — подумал Игнат. — Это герб военного комплекса. Здесь появился вирус чумы, умертвивший столько людей в Полесье. Здесь же и взяли лекарство, чтобы оживить зараженных и воскресить мертвых".
Словно прочитав его мысли, Эрнест осветил фонариком изображение вещей птицы и сказал:
— Не зря они этот символ выбрали. Птица с головой человека — символ мудрости и тайны. Символ скрытого знания, которого никогда не должен коснуться человек. Ведь тот, кто эту тайну откроет — потеряет навеки покой и жизнью поплатится. Вот они и поплатились… — и, помолчав, подытожил, — нехорошие дела здесь творились. Темные.