Нежная буря
Шрифт:
— Папа, господи, ну что ты собираешься делать? Спать под десятью одеялами?
— Именно так. И не под десятью. У меня есть пальто и спальный мешок, и я устроюсь перед камином.
— На чем?
— На матрасе, черт бы тебя побрал. Все уже подготовлено. Не беспокойся.
— Ты что, сам тащил матрас? У тебя сердце уже не годится для таких нагрузок.
— Спасибо, что напомнил. Но если бы я попросил тебя помочь мне его перетащить, ты бы мне стал читать нотации насчет того, чтобы я перебирался к вам. Ты что, не видишь, что мне тут хорошо? Неужели в это так трудно поверить? Я каким-то
— Я положу на крыльцо еще дров, — сказал Кардинал, но отец уже закрывал дверь.
Когда Кардинал свернул с холма Эйрпорт-хилл на Алгонкин-роуд, город, обычно сверкавший в темноте, словно шкатулка с фальшивыми бриллиантами, теперь лежал перед ним озером мрака. Сильно пахло древесным дымом. Когда вышла луна, стали видны столбы дыма, тянувшиеся на восток, как молодые деревца, словно весь город плыл на запад. Не горели даже светофоры. По пути к Мадонна-роуд Кардинал насчитал шесть команд электриков, в разных местах трудившихся на линии.
Подойдя к дому, он какое-то время постоял, прислушиваясь. Он сам не знал, чего ждет. Если за ним явится Бушар, вряд ли это случится в такую ночь. Звуки были самые обычные: постукиванье и шорох обледенелых ветвей.
— Не приедет? — спросила Кэтрин, как только он вошел.
— Ни за что. Готов задницу себе отморозить, лишь бы не провести ночь в доме у собственного сына. Согреться ему нечем, кроме камина. Готовить он собирается на «Коулмене». Очень эффективный способ самоубийства. Я ему хоть дров на крыльцо положил. Ночь он продержится.
— Завтра я с ним поговорю. Садись, разогрею тебе чили. [23]
— Салли спит?
— Ага. Надеюсь, ты не сердишься, что я их пригласила.
— Нет, конечно. Ты всегда поступаешь правильно.
Кэтрин поставила перед ним миску с супом, и он рассказал ей о поездке в Монреаль. О том, как опрашивал участников событий, которые происходили тридцать лет назад, о том, что он чувствовал, погружаясь в прошлое, о том, как он по ней скучал.
— Да, чуть не забыл, — спохватился он. — В Монреале я спал с другой.
23
Острый мексиканский суп с фасолью и перцем чили.
— Вот как?
— В одной комнате. Номер Делорм затопило, а больше во всей гостинице не нашлось свободных. А в моем номере была еще одна кровать.
— Лиз очень миленькая.
— О да.
— Какое это, наверное, было искушение.
— Ночевать с Маклеодом было бы куда хуже. Это я точно могу сказать.
25
Рано утром дождь пошел снова. Крупные капли тяжело плюхались в слой холодного воздуха, повисший над землей. И каждая капля, соприкоснувшись с коркой льда, тотчас же сама обращалась в лед. Дождь замерзал на крышах, на автомобилях, на фонарях и мостовых. Он замерзал на сучьях деревьев
Кардинал повидал на своем веку много ледяных бурь, но такой он еще не видел. В понедельник он въехал в город с какой-то нелепой медлительностью. Улицы и дома вокруг превратились в подобие гигантской хрустальной люстры.
Он приехал в отдел (разумеется, опоздал) — и обнаружил, что ненастье не только покрыло полицейское управление Алгонкин-Бей коркой льда, но и погрузило все в состояние какого-то приглушенного покоя. Некоторые сотрудники не смогли явиться на рабочие места — например, вся бригада строителей, — и в здании стояла умиротворяющая тишина.
Где-то кто-то насвистывал (видимо, Шуинар), а Нэнси Ньюкомб, заведующая хранилищем вещественных доказательств, умоляла кого-то вписать дату рядом с подписью (пожалуйста, разборчиво, спасибо вам большое). По соседству с Кардиналом Делорм за своим столом что-то бормотала в телефонную трубку. Удивительно, как тихо Делорм умела заниматься делами. При этом вечно казалось, что она секретничает со своим любовником, хотя она, вне всякого сомнения, просто, как и все остальные, проводила рутинные опросы или еще что-нибудь в этом роде.
Прежде всего Кардинал убедился, что электроснабжение Эйрпорт-хилл и Каннингем-роуд восстановлено. Он подавил в себе порыв съездить проверить, как там отец: Кардиналу-старшему должна позвонить Кэтрин, он не обидится. Вернувшись домой, Кардинал обрел особого рода спокойствие: он знал, что оно временное, но старался подольше сохранить его в себе, сидя в тишине раннего утра.
Тишина разлетелась на мелкие кусочки, когда от стола дежурного раздалось оглушительное:
— Вот мерзопакость! Я не заказывал эту кошмарную погоду! Стоит уехать на две недели — и все в городе летит к чертям собачьим.
Сила голоса — десять баллов, от него вполне могут вылетать стекла. Разумеется, это был детектив Йен Маклеод, старший коллега Кардинала, партнер по некоторым расследованиям и всеобщее бревно в глазу.
Маклеоду было под шестьдесят. Он представлял собой тугой, сварливый бочонок мышц, увенчанный коротким курчавым ежиком седеющих рыжих волос. С недавних пор, по причинам, известным только ему самому, Маклеод взял привычку именовать своих коллег «доктор». Кардинала это слегка раздражало. Впрочем, в Маклеоде раздражало почти все.
— Ага, доктор Кардинал совершает обход больных. Или у тебя сегодня операция, а? Скальпелем вырываешь признание у какого-нибудь коматозного преступника?
— Было бы неплохо. Как Флорида?
— Флорида — прекрасно. Много солнца. Там даже на закате солнце греет! И отличная еда. Но курорт кишит кубинцами и старичьем. Когда я сюда вернулся, тут же поразился, что люди здесь ходят без посторонней помощи — ну, по крайней мере пытаются. Половине населения Солнечного штата за восемьдесят, а другая половина не говорит по-английски.