Нежное сердце
Шрифт:
— Да? Что ж, в таком случае прошу прощения. Я была введена в заблуждение. Я говорила поспешно, не подумав. Может, вы и не получаете удовольствие, увольняя людей, однако вы в любом случае меня уволите, — заявила Грейс.
Если мисс Блейк считает, что она извинилась, ей явно не помешает работа над собой. Она умудрилась оскорбить его дважды за какие-то минуты.
— Так что, может, мне лучше вернуться в коттедж и начать собирать вещи? А вам и Рафаэлю, скорее всего, станет комфортнее, если у вас под ногами никто не будет путаться.
У Цезаря появилось ощущение, что в какой-то момент
Он потер подбородок, не сводя глаз с Грейс Блейк:
— Я и Рафаэль?
— Не волнуйтесь, я никому не скажу. — Она коснулась его рукава, а затем быстро отдернула руку и покраснела. — На втором собеседовании Кевин дал мне на подпись контракт о неразглашении тайны, поэтому вы, без сомнения, сможете подать на меня в суд, если я начну распространяться насчет вашей личной жизни. — Она ободряюще ему улыбнулась.
— Я и Рафаэль, — повторил Цезарь мягким голосом.
Эта обманчивая шелковистость тона должна была заставлять людей напрячься. Но об этом знали члены семьи Цезаря и его враги. Мисс Блейк не имела об этом ни малейшего понятия.
Глава 3
Один взгляд в ледяные глаза Цезаря Наварро и на его лицо, черты которого стали жесткими, — и Грейс поняла, что она опять сморозила что-то не то.
Своей холодностью и замкнутостью он напомнил ей отца. Тот всегда принимал такой вид, когда она или Бет совершали что-либо неподобающее. Клив Блейк был замечательным и любящим отцом, ему никогда не приходилось повышать голос на своих дочерей. В этом просто не было необходимости. Достаточно было поджать губы и холодно сказать что-нибудь, как сестрам становилось ясно — они в чем-то провинились.
Холодность Цезаря Наварро Грейс расшифровала мгновенно: она что-то не то сказала. Колени ее подогнулись, в голове не осталось никаких мыслей. Грейс даже не могла вспомнить, о чем они говорили.
Ах, ну да, вдруг озарило ее. Она уверяла Цезаря, что никому и словом не обмолвится об отношениях, которые связывают его с Рафаэлем. Неужели она ошибалась? Грейс стало жарко.
С трудом заставив себя поднять глаза, она криво улыбнулась:
— Вы с Рафаэлем не пара?
Одна темная бровь взметнулась вверх.
— Может, объясните мне, почему вы пришли к такому выводу?
«Даже голос Цезаря напоминает голос отца, — с содроганием подумала Грейс. — Мягкий, приятный, но бьющий эффективнее, чем хлыст. Кажется, я попала. Надо же было так ошибиться в отношении работодателя и Рафаэля!»
Если, вызвав ее к себе в кабинет, Цезарь не собирался сообщить ей об увольнении, то теперь он сделает это без колебаний. Сердце Грейс упало.
Да, но кто же тогда изображен на единственной фотографии, стоящей на письменном столе? Очевидно, этот кто-то занимает очень важное место в жизни Цезаря, так как он не походит на эмоционального человека, который заставляет свой стол различного рода фотографиями.
Не о том она думает. Как ответить на вопрос?
— Это самое правдоподобное объяснение того факта, что молодой, богатый и поразительно красивый мужчина в расцвете сил не фотографируется с прекрасными женщинами, которых он впоследствии укладывает к себе в постель… — Грейс оборвала себя, поняв, что таким объяснением она не улучшила, а, наоборот, усугубила сложившуюся ситуацию. — Не могу поверить, что я произнесла это вслух, — потрясенно выдохнула она.
— Могу вас заверить, что вы произнесли это вслух. — И снова Цезарь не знал, как ему следует вести себя с особой, которая, судя по всему, привыкла говорить все, что думает. То ли ему действительно стоит уволить ее и положить конец всему этому, — и к черту восхитительный мусс! — то ли рассмеяться, то ли перебросить через колено и хорошенько отшлепать.
— А вам не приходило в голову, что подобных фотографий не существует, потому что я владею значительным количеством средств массовой информации? — поинтересовался он.
— Нет, никогда, — с кривой улыбкой пробормотала Грейс. — Означает ли это, что женщины все-таки ходят за вами табунами?
— Может, стоит напомнить вам старую истину: чтобы сказать что-либо вслух, сначала надо подумать? — предостерег ее Цезарь.
Грейс отвела взгляд в сторону:
— Прошу прощения.
Цезарь кивнул, принимая извинение:
— Итак, вы считаете меня поразительно красивым мужчиной, находящимся в расцвете сил, так, мисс Блейк?
Щеки ее запылали как маков свет.
— Да, — чувствуя себя крайне неловко, призналась Грейс.
Цезарь переменил позу, скрестил руки на груди и понял: он испытывает удовольствие оттого, что мисс Блейк явно чувствует себя некомфортно.
— Да, меня еще никто никогда так не характеризовал. Поразительно красивый мужчина, находящийся в расцвете сил, — медленно и со вкусом произнес Цезарь.
— Вы перестанете это повторять? — не выдержала Грейс и совсем уж невпопад спросила: — Родни где-нибудь поблизости?
— Вы спрашиваете, потому что боитесь, что он отведет вас в лесок и прикончит там?
— Именно!
И Цезарь не выдержал. Он рассмеялся.
Грейс недоверчиво смотрела на него, чувствуя, как этот густой мужской смех вызывает в ней сильное желание. Ее бросало то в жар, то в холод, волны страсти накатывали одна за другой, соски набухли, в низу живота появилось влажное тепло. Это было одновременно и самое приятное, и самое неприятное чувство из всех испытанных когда-либо Грейс. Ощущения доставили ей удовольствие. Но мужчиной, вызвавшим их, оказался непонятный Цезарь Наварро.
Хуже того, он догадался о ее чувствах. Это было ясно по тому, что его смех начал стихать, и Цезарь вперил в нее пристальный взгляд своих блестящих черных глаз.
— Послушайте, раз уж мы решили, что вы меня увольняете, не могли бы вы распорядиться, чтобы Родни проводил меня до ворот? Я совсем не хочу ляпнуть что-нибудь такое, что снова заставит меня краснеть, — на одном дыхании выпалила Грейс.
Цезарь развеселился. Особенно ему нравилось то, как покаянные слова слетали с прекрасно очерченных влажных женских губ. Губ, которые хотелось целовать, при взгляде на которые твердела его плоть. Интересно, а на вкус эти губы такие же восхитительные, как шоколадный мусс, который он попробовал накануне?