Нежность ее рук
Шрифт:
– Признак чего?-устало спросила де Сов.-Вы думаете много о чем, да только смысла в этом никакого. В конце концов, каждый имеет право на свои секреты.
Шарлотта де Сов ничего больше не сказала герцогу, и только слушая все его мысли она поняла, что он глуп, слеп, и не хочет прозревать. Не видит очевидного, и простого, считает, что способен вершить судьбу сестры. Как же это было глупо. Как же это ослепляло его.
Глава 9
***
*Марго.
Сколько требуется человеку времени, чтобы понять, как его это уже истязало? Наверное, я никогда об это не узнаю, и сейчас, глядя на
Молодой лютнист, что играет в нашем королевском квартете, игриво улыбается мне, и не перестает играть свои чарующие всех женщин мелодии. Он дарит нам свои божественные мелодии по-настоящему прекрасные. Хорош собою, сложен безупречно, но только я…почему я смотрю на него, и мои мысли становятся грязнее? Разве может королева потакать своему желанию любить, если рожденная женщиной должна страдать, ибо такова женская натура? Ему восемнадцать лет, и Гиймо великолепный юноша, что своей улыбкой мог заполучить любую женщину, а какой у него сладкий голос. Великий музыкант, и при этом такой красивый, а я? А что я? Я старше его, да и к тому же, такая ангельская внешность не может быть опорочена мною. Это было бы так стыдно для меня.
Я сидела на скамье, когда Гиймо подсел рядом, и продолжая играть, покачивал в такт своей музыки головой, и все пытался высмотреть в моих глазах какое-то понятное только ему одобрение. Все придворные посмеивались над моим смущением, и это можно было понять. Им больше нравилось думать, что я женщина безнравственная, легкого поведения лишенная каких-либо принципов, и сношающаяся со скотом, а тут вдруг робею перед каким-то юным музыкантом. Куда же подевалась моя фрейлина, когда она так нужна? Я обернулась, и эта предательская ревность застыла в моих потускневши от разочарования глазах.
Шарлотта де Сов крутилась вокруг моего мужа не скрывая своих грязных намерений. Ну, это тоже было естественным, ибо мой супруг всегда ценил красивых женщин, а де Сов хороша собой, да и тем более, ее аккуратные, узкие бедра выдавали в ней юный, пылкий нрав. Она умела быть красивой, наслаждаться своим животным магнетизмом, и самое отвратительное – де Сов прекрасно знала, что на фоне меня эта выглядит более удачной партией. Словно зная, что моя судьба предрешена эшафотом, она одевает свои самые открытые платья для моего мужа. Генрих…глупый ты осел, что же ты делаешь? Как ты можешь быть таким глупым? Я ненавидела его за ту безропотность, что он испытывает перед красивой юбкой, ради которой готов лизать песок. Ненавидела, но готова отдать за него жизнь.
Расшитое серебром черное платье де Сов прекрасно оттеняло ее белоснежную кожу. Тяжелое, массивное ожерелье, что спадало в ее небольшое декольте, серьги, и три кольца на правой руке, которой она нежно поглаживает лицо моего супруга, и он тает в ее руках. Тает. Я чувствую, что он готов взять ее хоть сейчас. На лестнице. На ступенях. Шарлотта знает, что его объятья обещают больше чем рай, но страсть в них не холоднее, чем самая жаркая преисподняя. Де Сов облокотилась левым бедром о каменную перегородку, и скрестив
– Королева Маргарита,-произнес ангельский голосок лютниста.-Вам понравилась наша новая песня?
– Пе-песня?-я сморщилась.-ах, песня. Да, она великолепная. Она бесподобная, надеюсь, что ее будет напевать себе под носик влюблённые дамочки, мой дорогой Гиймо. Откуда только в Вас столько вдохновения?
«А Вы видели? Генрих Наваррский увел Шарлотту де Сов?»-шептались придворные дамы, и я старалась сдержаться, чтобы не ворваться сейчас туда, и не выдрать все волосы своей очередной разлучнице. Слава Богу, я заметила спускающуюся по лестнице Викторию и маму. Они о чем-то очень воодушевленно беседовали, и стоило им коснуться последней ступеньки, как придворные поклонились, а мама, приобняв поэтессу напоследок, и покинула замок. Виктория подошла ближе ко мне, и ее ладонь коснулась моего плеча. Почему, когда она прикасается ко мне, то я хочу плакать? Почему я боюсь, что она узнает мое истинное лицо.
– О, Виктория, моя Вы поэтическая ведьмочка,-Гиймо развел руки в стороны, и засмеялся.-молва щебечет, что Вы работаете над новым шедевром в мире литературной жизни. Очень радует, что искусство не стоит на месте, и Вы, как символ нашего времени. Если честно, то читаю Вас взахлеб. В чем секрет?
– В чем секрет?-переспросила Виктория.-о чем Вы, Гиймо?
– Где Вы черпаете вдохновение?
– Вы же сами назвали меня поэтической ведьмой.-Виктория засмеялась, и ее ладонь сильнее сжала мое плечо.-единственное мое верное вдохновение – королевские глаза. Советую и Вам познать их блеск, что хочется запечатлеть на всю жизнь.-вдруг она склонилась над моим ухом.-собирайтесь, карета ждет Вас за замком. Постарайтесь сделать это так, чтобы никто не видел.
– А как же Гиймо?-удивленно воскликнула я.
– А что я?-юноша убрал за спину лютню.-я к Вашим услугам, королева.
– Но я…-хотела было ответить я, но тут поэтесса меня перебила.
– Хотите получить новый глоток вдохновения? Тогда собирайтесь и ждите. Я Вас заберу с нами.-девушка уверенно направилась к лестнице покачивая своими аппетитными бедрами.
– Как же она любит говорить загадками…-влюбленно пролепетал Гиймо.
– Угу. Она моя фрейлина уже какой год, но иной раз, я и сама ее не понимаю.-ответила я хотя это было лишним…
***
Шарлотта задыхалась от переполняющей ее страстное тело довольствия. Выгибаясь словно ласковая кошка, она чувствовала в сердце настоящий март в мае. Жар, что обжигает королевские ладони был силен настолько, что де Сов и сама боялась обжечься им. Она захваченный фрегат. Взятый на абордаж наглым пиратом. Корабль, что носит в названии ее имя. «Шарлотта», как ладья, что никогда не потонет под натиском осады, и станет любимым маяком в море короля. Прикосновения его рук, что заставляли дрожат ее от страха, смущения, и любви, сводили с ума молодую заговорщицу. В глазах Генриха она не видела любви, да и на это плевать. Сейчас для нее есть только они…два переполненных страстью азартных человека, что готовы на безумия.