Нежность к мертвым
Шрифт:
завершена, когда я надеваю шапку и открываю дверь, вижу
снег. Джекоб бредет сквозь снег, в нем шумит ужас и Дева
Голода, желание найти Якоба, оседлать голубиную голову и
лететь far-far away, он потерялся в облаке собственного пар-
фюма и втородневного пота; запустив руки в собственные ба-
кенбарды, Джекоб потерял свои пальцы. Гумберт отрывает себе
кутикулы, раздирает раны острыми краями зажимов, смотрит
на сочную кровь и брызгает ей на голубей,
190
Нежность к мертвым
старшая сестра Ло сказала «голуби из породы куриных, если п
очувствуют кровь, набросятся друг на друга», наверное, легче
убить одного, чем привлечь к стае хищника. Боль на кончиках
пальцев. Он хочет, чтобы все голуби умерли, чтобы некому
было нести ангела-с-ножницами сквозь темноту, он брызгает
кровью на мерзких птиц, он орет «отпусти меня! Отпусти же
меня!», обращаясь к отцу, и смотрит на меня, когда я выхожу
на улицу, и видит своего отца, и падает на колени, а вокруг
него голуби рвутся и терзают друг друга, и чем больше стано-
вится крови, тем больше и больше они рвут друг друга, Гум-
берт ползет вперед, под его коленями какие-то ошметки, к
штанам пристает длинная, похожая на червя, кишка одного из
голубей, его штаны в отметинах крови, «отпусти меня», сжимая
мои оцепеневшие колени он просит «отпусти меня!» и бьется
лбом туда, где мой пах, и раскрывает рот, и его нос, его рот, его
нутро наполняется моим запахом, но он этого не понимает, а
вокруг всюду и везде голуби, Ватерлоо утонуло в крови… в
голове Гумберта картина, где всех христианских мужчин враз
обрезали, и на площадях выросли горы на километры вверх
крайней плоти, и он этому улыбается, вдыхая запах мужского
паха, а я не могу пошевелиться от страха и какого-то неведо-
мого чувства, и даже чувствую возбуждение, и от этого еще и
еще сильнее голуби бьют крыльями, а Гумберт вытирает паль-
цы об меня, Гумберт думает, что ангел-с-ножницами был бы
доволен этими горными хребтами крайней плоти, а уже через
секунду он видит, что всюду и везде — крайняя плоть; голуби —
это ожившая крайняя плоть, когда в синагоге чиркают ножни-
цами, крайняя плоть оживает и разлетается по всему миру, вот
почему ангел — с ножницами, Божество Обрезания, а потом
Гумберт смотрит вверх, образ его отца рассыпается, с него
осыпается кожа, а может, и не просто кожа, а тоже крайняя
плоть, и он видит Ло, а следом за Ло того мальчика, которого
он когда-то видел, того мальчика с желтыми розами;
мальчика, который принес желтые розы на снежную могилу
Долорес, и всем этим людям Гумберт целует пах, никогда ему
не удавалось поцеловать три паха за одну ночь, Божество Об-
резания будет довольно, если Гумберт… попытается поднести
три порции крайней плоти в жертву, он шире открывает рот,
чтобы добраться зубами туда, где растет крайняя плоть, но
натыкается больным зубом на твердую стальную молнию шта-
191
Илья Данишевский
нов, воет, смотрит вверх и видит, как вокруг уже не известного
лица — три в одном, святая Обрезанная Троица — сияет в кро-
ви и нимбе из крайней плоти, крайняя плоть, как вьюн, вьется
и вьется, вращается диск нимба, сверкает острыми краями, как
ножницы, колени святого дрожат, и Гумберт отпускает их в
ужасе перед карой.
О, божественное обрезание! Когда святой покидает Гумбер-
та, живых голубей уже нет, или они улетели, но есть несколько
отклеванных от шей голов. Господин Гумберт расстегивает
ширинку. Всегда должен быть первый камень, чтобы выросла
гора. Пальцы не слушаются, они дрожат, они кровоточат, они
очищены от кутикул, они пытаются сладить с ширинкой, и вот
они чувствуют нежную и хрупкую крайнюю плоть, сдавливая
ее — сосудики, пропускающие сквозь мембрану кровь. У Гум-
берта нет ножниц, но он думает, что клюв на оторванной голо-
ве — очень похож на ножницы. В одной руке сжимая член, а в
другой голубиную голову, он смотрит вверх: темнота, тьма,
глубина, ангел ждет жертвы; и Гумберт просит «отпусти ме-
ня…» и понимает, что нужно делать.
192
Нежность к мертвым
6. Бесформенная Юдоль
Последняя служба святого отца Уильяма (я-есть-Воля)
пришлась на пору Дня Мертвых, была зима, рот отца Уильяма
заиндевел, перед его глазами собрались дети, чьих родителей
забрал ветер. Детей было мало, не было нужды отпирать ста-
рые замки церкви, все собрались на улице, площадь вымостили
стульями. В Городе были любовники, беспризорники, были
зимы, все было, как в других городах, но более открыто, и по-
этому проповеди отца Уильяма подходили к концу. Он запер
церковь, ему больше не хотелось вытирать древний воск, поли-
ровать серебро, не хотелось мастурбаций, не хотелось целибата
и что-то рассказывать людям. Мудрая старость отца Уильяма