Нежность к мертвым
Шрифт:
ти кололи запястья, серые тучи, а бывшая жена мистера Блёма
впервые за жизнь читала Умберто Эко, почему-то именно
«Картонки Минервы», так получилось, за много миль отсюда
праздничными огнями горела синагога на Китай-городе, а еще
крохотный мальчик покончил с собой, потому что ему не по-
нравилась новая стрижка. Все происходило в рождественской
периферии, в шарме и тумане, кому-то стрелки циферблата
перерубили шею, а бывший муж той,
188
Нежность к мертвым
была на сто тридцать второй странице «Минервы», вышел в
снег, потому что его голову вновь наполнили голоса. Злокаче-
ственная Вирджиния, неизлечимо, его руки дрожали и пыта-
лись ухватить снегопад, снегопад был похож на жизнь, и в его
голове кто-то шептал тридцать первых страниц Пруста, за ко-
торые Марселя подвергали критике издатели — и именно об
этом курьезе (Прусту отказывают в публикации) читает быв-
шая жена Блёма в «Картонках Минервы» за километры от этой
рождественской трагедии; а еще разница времени, часовые
пояса перетянули запястья, и Гумберт чувствует, как они мед-
ленно начинают болеть, эти приснопамятные запястья, а еще
он ощущает холод и смотрит в небо, похожий на раздувшуюся
плоть небосвод давит на его больную голову.
Наверное, госпожа Вулф высоко ценила творческое насле-
дие Пруста. Этот факт (?) становится решающим и провоциру-
ет два мистических откровения (два в этой конкретной точке, в
этом поясе, в эту секунду) в то мгновение, когда наступает
полночь, когда я начинаю поедать рождественское мясо, когда
брахманенок глотает шампанское, и сверкающие капли блестят
на его шоколад-с-молоком подбородке. Джекоб находится у
реки, стянувшей горло ближайшим холмам, под одним из этих
холмов, чья поверхность вся в могильных овцах, живет Дева
Голода, и Джекоб видит, как под суровым льдом мелькают
тени. Кто-то живет подо льдом, или кто-то провалился под лед,
кто-то мелькает в темноте черной воды; госпожа Вулф высоко
ценила Пруста; госпожа Вулф с головой ушла в черную воду, и
поэтому Джекоб начинает крошить лед, искать его слабые точ-
ки, смотрит на сеть трещин, что-то тянется к нему изнутри
мутного омута. Гумберт видит ангела. Голуби тащат его в своих
клювах, растягивают его подвенечное или похоронное платье,
ангел в голубином дерьме с ногами, до костей расклеванными
голубями, его лицо обезображено подъемником, череп пробили,
и теперь снег засыпал дыру. Ангел дергает
а люди считают, что это лунный свет, блестящие и слизистые
пальцы дергаются, как у эпилептика, ангел смотрит на Гумбер-
та сине-прозрачными глазами, ангела призвала госпожа Гум-
берт, из года в год кормящая голубей; маленькая Ло умерла по
воле этой твари с лоснящейся кожей, по воле этого похоронно-
го покрывала, по воле длинного расклеванного пальца, по воле
его кутикул, по воле его нарывов, а значит, госпожа Гумберт
189
Илья Данишевский
позвала сюда смерть; она откормила жнеца крохотной Ло; ан-
гел бледно-голубых гниений держит в руке ножницы, конвуль-
сии в пальцах вынуждают ножницы раскрываться с противным
скрежетом, а затем смыкать концы, нити крохотных Ло рвутся,
во всем виноваты голуби. Любимой книгой Джекоба являются
«Волны», когда лед немного трескается, Джекоб видит волны
на черной воде. Я откладываю вилку и нож, они скрипнули по
тарелке, как скрипят ржавые ножницы. Любовник бывшей
жены Джекоба сегодня дочитал «Между актами» и готов всту-
пить в Рождество освобожденным от этой книги, но его жизнь
так же протекает между актами, никогда не понять, что про-
изойдет завтра. Джекоб опускает руку в воду, лед царапает
вены, вены Гумберта напряжены и болят от этой омерзитель-
ной рубахи с фиолетово-золотыми полосами, замерзшая рука
становится фиолетовой, но тонущий уже утонул, шум и ярость
наполняют голову Джекоба и он видит, как крохотный Якоб
только что утонул по его вине, видит ангела с ножницами, что
обрезал жизнь Якоба, изрыгает проклятья в адрес бывшей же-
ны, и она, отложив «Картонки Минервы» выпивает снотворное,
запивает вином, ее глаза, глаза ангела, глаза Джекоба, глаза
Гумберта слизисто-серы и немного плачут.
Если спрятать Спасителя в темную воду, чернота сделает
пять его ран невидимыми.
Все происходит спонтанно, но спланировано: я выскальзы-
ваю из душных объятий немного пьяных бесед, из ауры брах-
мана, из тихого облака печали госпожи Гумберт, чтобы встре-
титься с Джекобом, как мы и договаривались. Дом пустынен и
похож на мертвое тело, чья остывающая жизнь продолжает
взрываться в гостиной, везде, кроме сердца, погашен свет; я не
могу вспомнить лик и имя своей возлюбленной, теряю ее во
мгле коридора, каждую свою рану о ней, все становится шатко
и взросло, где ничего не разобрать, узость детского коридора