Нежность
Шрифт:
очень ей надо помощи —
знаю сам по себе.
Чудится или кажется?
Лбом я к стеклу прирос.
Странные тени, покачиваясь,
движутся между берез.
Тени большие, тревожные
ко мне напразляют шаги.
Вижу я куртки кожаные,
наганы и сапоги.
Грозные, убежденные,
в меня устремляя взгляд,
на тяжких от капель буденовках
крупные
Все по-мальчишески стройные,
шпорами чуть звеня,
идут комиссары строгие,
погибшие за меня.
В тугие ремни окованы,
судьями и судьбой
входят сквозь стены в комнату,
звезды внося с собой.
Наши беседы — тайные.
В комнате мы одни.
Вскоре в туман и таянье
молча уходят они.
Березы за ними строятся.
Хрустит молоденький лед.
Идут комиссары строгие,
идут, продолжая обход.
Биллиардисты резвые
о шумном кругу знатоков
шары посылают резаные,
осаживают свояков.
Мне не слышны их звонкие
слоновой кости шары.
Слышу одно — за окнами
моих комиссаров шаги.
Идут они молча в потемках
среди предрассветных полян.
Звезды на мокрых буденовках
светятся сквозь туман.
О Е. Евтушенко
* * -А-
Когда мужики ряболицые,
папахи и бескозырки
шли за тебя,
революция,
то шли они бескорыстно.
Иные к тебе привязывались
преданно,
честно,
выстраданно.
Другие к гебе примазывались
Им это было выгодно.
Они,
изгибаясь,
прислуживали,
они,
извиваясь,
льстили,
и предавали при случае.
Это вполне в их стиле.
Гладеньки,
бархатисты,
плохого не порицали,
а после — шли в бургомистры
а после —
шли в полицаи.
Я знаю эту породу.
Я сыт этим знаньем по горло.
Они
в любую погоду
такие, как эта погода.
Им, кто юлит усердствуя
и врет на собраньях всласть,
не важно,
что власть советская,
а важно им то,
что власть.
А мне это очень важно,
и потому
За это я умер бы дважды
и трижды,
если бы можно!
Пусть у столов они вьются,
стараются,
кто ловчее.
Нужны тебе,
революция,
солдаты,
а не лакеи.
Улыбка лакея приятельская —
он все, что угодно, подаст.
Душа у лакея предательская —
он все, что угодно, продаст.
Солдаты —
народ нельстивый.
Ершистый они народ.
Солдат перед ложью не стихнет.
Солдат на других не наврет.
Ершистые и колючие,
сложная ваша участь!
Какие обиды горючие
терпели вы за колючесть!
Вы столько обид получали,
столько на вас плели...
Но шли вы куда —
в полицаи?
Еы в партизаны шли!
Как те мужики ряболицые,
папахи
и бескозырки,
шли вы
за революцию,
шли умирать бескорыстно.
Зэ ваше служение истине,
за верность ей в годы бед
считаю вас коммунистами —
партийные вы или нет.
В бою вы за правду пали.
Вступаю за вами в бой.
И, беспартийный парень,
я,
революция,
твой.
Излишне меня обижают —
но это не страшно мне.
Излишне меня обожают —
и это не страшно мне.
Не страшно, что плохо любится,
что грустен, как на беду,
но страшно, что революцию
хоть в чем-нибудь подведу.
Мне еще много помучиться,
но буду тверд до конца,
и из меня не получится
вкрадчивого льстеца.
И пусть, не в пример неискренним,
рассчитанным чьим-то словам,
«Считайте меня коммунистом!» —
вся жизнь моя скажет вам.
НАД ЗЕМНЫМ ШАРОМ
Я улетаю далеко
и где-то в небе тонко таю.
Я улетаю нелегко,
но не грущу, что улетаю
Я удаляюсь от всего,
чем жил и жил не утоляясь,
и удивляюсь—отчего
я ничему не удивляюсь.
Так ударяется волна
о берег с гулом долгим-долгим,
и удаляется сна,