Нежные листья, ядовитые корни
Шрифт:
Мотя вспомнила сыновей и попыталась представить, что они делают сейчас. Но мысли упорно возвращались к тому, что случилось вчера.
Ей категорически не хотелось думать об убийстве. Обычно Моте удавалось легко переключиться: стоило вообразить мужа или сыновей, как размышления устремлялись в привычное русло: кто куда будет поступать, какую одежду нужно прикупить к лету… Но только не сейчас.
«Почему я не хочу думать об этом?»
Если дать себе труд хоть немного поразмыслить, ответ станет очевидным. Можно зажмуриться
«Потому что я знаю, кто убийца».
Мотя одобрительно кивнула самой себе. Верный ответ!
«А она… она знает, что я знаю?»
И снова все было ясно.
«Конечно!»
«Ты понимаешь, что это означает для тебя, Матильда?»
Мотя огорченно отодвинула сыр. Вот! Вот именно поэтому она и не хотела думать о смерти Светы. Потому что все эти ужасные рассуждения испортили ей аппетит. А прийти в нормальное расположение духа Мотя могла, только с удовольствием покушав. Выходит, она попала в замкнутый круг.
Внутренний голос сказал мягко, словно разговаривая с ребенком:
«Мотя, что ты здесь делаешь?»
«Завтракаю!»
«Нет, что ты делаешь в отеле? Ты только что осознала, насколько опасна для убийцы. Так почему бы тебе не уехать отсюда прямо сейчас?»
Мотя уткнулась в тарелку.
Она не может уехать! Во-первых, к ней до сих пор так и не пришло решение, что делать с ребенком…
«Мотя, ты дура? – четко спросил внутренний голос, почему-то с интонациями Машки Елиной. – Ты видела, что она сотворила с Рогозиной? Какой ребенок, какое решение? Беги! Спасайся!»
Не могу, упрямо возразила Мотя. Это важно! Я настроилась на то, что решу все именно здесь. Мне трудно свернуть с выбранного пути! И потом, меня-то убить будет посложнее, чем Рогозину. Я так просто не дамся.
Внутренний голос потрясенно молчал.
Во-вторых, настойчиво продолжала Мотя, я не должна так просто сбегать. Если я знаю, кто убил, мне нужно понять, что делать с этой информацией.
Она мимоходом вспомнила следователя, но отбросила идею поделиться сведениями с ним. Очень уж противный! Мотя не собиралась ему доверять. Но кому, кому рассказать?
Елина?
Мотя помрачнела. А вот и третья причина, почему ей нельзя уезжать. До тех пор, пока она не поговорит с Машкой Елиной…
«Но ты можешь сделать это потом!»
«Потом я этого точно никогда не сделаю! Либо сейчас – либо никогда!»
Мотя запыхтела от раздирающих ее противоречивых мыслей. «Беги!» – «Поговори с Елиной!» – «Сейчас же!» – «Нет, сперва позвони Валерке и все расскажи ему!» – «Ты не можешь!» – «Ты не смеешь уехать!» – «Пока ты не рассказала ей, ты должна остаться здесь!» – «Но тебя убьют!»
– Никто меня не убьет, – твердо сказала Мотя и поднялась.
Две пожилые тетушки за соседним столиком изумленно
– Никто меня не убьет, ясно? – повторила покрасневшая Матильда и пошла к выходу, не забыв захватить напоследок кусочек сыра.
План был прост. Так сказал Илюшин. Илюшин всегда это говорил, и каждый раз Бабкина охватывали недобрые предчувствия, потому что по собственному опыту он знал: хочешь максимально усложнить предстоящее дело – скажи, что оно простое.
– Нам нужно найти Юлию Зинчук, – обозначил задачу Макар. – И поднести ее на блюдечке следователю. Дальше пусть он сам разбирается, соответствуют ли ее отпечатки найденным на ноже.
– Это если они есть.
– Даже если нет, у него появится предмет для размышлений. У Зинчук имеется мотив…
– …о котором мы не знаем, – немедленно дополнил Бабкин.
– …и возможность!
– …о которой нам тоже ничего не известно! И, кстати, даже этого недостаточно для обвинения.
– А нам и не требуется никого обвинять, – заявил на это Илюшин, легкомысленно помахивая блокнотом. – Нам нужно переключить фокус внимания следователя с твоей жены на нового персонажа. Не говори мне, что это сложно!
– С учетом того, что мы не знаем ни персонажа, ни мотива? Скажу!
– Значит, надо вычислить Зинчук и разузнать у бывших одноклассниц твоей жены, чем ей насолила Рогозина много лет назад.
Сергей только головой покачал. Он отказывался понимать, как можно расследовать дело, не собирая улики, не анализируя все обстоятельства произошедшего…
– Считай, что мы просто опрашиваем свидетелей, – успокоил его Макар.
– И даже этого мы не имеем права делать, – недовольно пробормотал Бабкин. Но последовал за другом, поскольку выбора ему не предоставили.
Машу закрыли в номере, несмотря на ее протесты.
– У тебя есть телефон, книги, компьютер, – заявил непреклонный Сергей. – Считай, что ты под гуманным домашним арестом.
– Гуманным? Я даже увидеться ни с кем не могу!
– А тебе не нужно ни с кем видеться.
– Боже упаси, – согласился Макар. – Мы по-прежнему понятия не имеем, кто из ваших – Зинчук.
– Но послушайте! – запротестовала Маша. – Давайте будем логичны! Мы можем методом исключения сразу сказать, кто из наших – точно не Юлька!
Макар без предупреждения бросил блокнот Сергею. Другой человек получил бы записной книжкой в голову, но если Бабкин в чем-то и опережал Илюшина, то в быстроте реакции, и Макару об этом было отлично известно. Сергей просто вскинул руку – и блокнот оказался в ней.
– А если бы в глаз попал? – флегматично осведомился он.
– Исключено! Я целился в лоб. Записывай, мой стремительный друг.
– Да подождите вы! – растерялась Маша. – Что записывать?
– Твои соображения о том, кто точно не Зинчук.