Незнакомцы на мосту
Шрифт:
— Можно ли назвать невестку членом семьи? — спросила она. — Я только что вспомнила, что одна из моих невесток находится на государственной службе.
— Это довольно трудный вопрос, — улыбаясь, ответил судья. — Одни считают невесток членами семей, а другие нет. Расскажите мне, как у вас обстоит дело.
Женщина сообщила, что ее невестка работает клерком в ФБР, но она полагает, что, несмотря на это, может без предубеждения выполнить свой долг присяжного заседателя.
— Выслушайте внимательно следующий вопрос, — продолжал судья Байерс. — Есть ли у кого-нибудь из вас члены семей, проживающие сейчас
Судья перечислил страны, а затем посмотрел на каждого из присяжных.
Ответа не последовало, и он сказал:
— Из вашего молчания я делаю вывод, что ни у кого из вас нет членов семьи, проживающих за «железным занавесом».
Продолжая задавать вопросы, судья коснулся и вопроса о смертной казни.
— Возражает ли кто — нибудь из вас против применения такой меры наказания, как смертная казнь? Окажет ли какое-либо влияние на ваш вердикт тот факт, что, если подсудимый будет признан виновным по первому пункту обвинительного акта, он может быть приговорен к смертной казни?
Ответа от присяжных опять не последовало.
По нашей просьбе судья задал присяжным два следующих вопроса:
— Станете ли вы придавать большее значение показаниям свидетеля, потому что этот свидетель утверждает, что он, являясь бывшим русским шпионом, в настоящее время помогает администрации Соединенных Штатов? Окажет ли влияние недавняя война в Корее или теперешнее положение в мире на вашу способность объективно ответить сейчас на вопрос, виновен ли подсудимый в предъявленных ему обвинениях?
Теперь мы были готовы для опроса будущих присяжных, дающего основания для выдвижения защитой требований об отводах — как постоянных, так и временных. Как решил судья, все вопросы должны были задаваться через него.
Один раз Фреймен вскочил с места и хотел задать вопрос непосредственно присяжному, однако судья тут же резко оборвал его:
— Как я вчера вам сказал, вопросы будут задаваться только мною.
Нам было ясно, что судья не хочет соглашаться на отвод кого-либо из присяжных. Во всяком случае, он не согласится на это без борьбы. Когда я указал на то, что присяжный № 12 является служащим военно-морского флота и поэтому должен быть отведен, судья ответил:
— Он вольнонаемный служащий… Нет, на его отвод я не согласен.
— Но в обвинении речь идет о вопросах национальной обороны, ваша честь.
— Он вольнонаемный служащий, — снова ответил судья Байерс. — Я не согласен на его отвод.
Не только судья не желал отводить присяжных. Они и сами очень не хотели покидать свои места на скамье присяжных. Большей частью они и ответы-то свои формулировали таким образом, чтобы дать как можно меньше поводов любой из сторон к выдвижению требований об отводе. Ведь принадлежность к составу присяжных по делу Абеля могла явиться богатой темой для разговоров в будущем — с соседями, в клубе за игрой в карты или за бокалом вина в излюбленном ресторанчике. К тому же если и выступать в роли присяжного, так уже лучше в таком деле, чем при разбирательстве, скажем, дела о воровстве автомобилей.
Одна пожилая женщина подозрительно настойчиво добивалась, чтобы ее оставили в составе присяжных. Она утверждала, что никогда раньше не слышала об Абеле или о каком-то его деле и у нее
— У меня был сын. Он был убит, когда находился на военной службе. У меня есть еще дочь, — тихо ответила она.
Судья Байерс, не расслышавший ее ответа, переспросил:
— Вы говорите, что у вас есть сын и он на военной службе?
— Он убит, — снова ответила женщина. — Он был летчиком, и его убили коммунисты в Корее.
После этого судья по нашей просьбе спросил:
— Не отразится ли факт утраты вами сына, о котором вы сообщили, на вашем вердикте по этому делу?
Присяжный № 2 (категорически). Нет, никак не отразится.
Эти настойчивые утверждения о способности к объективности и заявление о невероятной неосведомленности о деле Абеля были настолько подозрительными, что защита пришла к выводу о необходимости отвести ее кандидатуру в первую очередь. Ведь, несомненно, бедная женщина рассматривала участие в этом процессе как возможность для сведения личных счетов. Я испытывал к ней невольное сострадание: ее сын трагически погиб от рук красных. Однако американский суд, рассматривающий дело, по которому может быть вынесен смертный приговор, неподходящее место для проявления личных эмоций.
По мере того как делались отводы, на скамьях присяжных занимали места новые люди, и им задавались те же самые вопросы. Один из кандидатов на вопрос судьи о родственниках, находящихся на государственной службе, ответил:
— Моя мать работает на почте в Хобокене.
Тридцатишестилетний Джон Даблин, занявший место присяжного № I, сообщил, что работает в отделе общественных работ муниципалитета. На вопрос судьи, читал ли он о подсудимом, Даблин холодно ответил:
— Несколько азов о том, что он арестован или что-то вроде этого.
Судья Байерс. И о том, что предстоит суд над ним?
Мистер Даблин. Нет, всего лишь несколько слов о том, что он арестован.
Судья Байерс. У вас сложилось какое-либо определенное мнение?
Мистер Даблин. Нет.
Присяжный через всю комнату бросил взгляд на Абеля, чтобы как следует рассмотреть подсудимого. То, что он увидел внешне ничем не примечательного человека, несколько удивило его, и несколько месяцев спустя после процесса Даблин заявил репортеру:
— Знаете, у меня создалось впечатление, что он ничем не отличается от обыкновенных людей, его можно было принять за кого угодно.
В итоге было сделано тридцать два возражения, и еще восьми присяжным было отказано в участии в рассмотрении дела. К четверти четвертого, через три с половиной часа, было отобрано двенадцать кандидатур присяжных, удовлетворяющих обе стороны. Отбор прошел довольно спокойно и не вызвал ожесточенных и долгих споров.
Старшиной присяжных был назначен мистер Даблин.
В целом защитники пришли к выводу, что в состав присяжных вошли довольно интеллигентные люди. Мы не смогли составить какого-либо определенного мнения лишь о двух присяжных из этого состава — о вольнонаемном работнике военно-морских верфей и о миссис Кэтрин Мактаг, муж которой работал вольнонаемным врачом на военной базе в Бруклине.