Незваные гости с Парцеллины
Шрифт:
Я осмотрела внимательно все внутренние стены этого небольшого подземного склепа (мне именно так хотелось называть мою тюрьму), но ничего, напоминающего какую – либо, даже малюсенькую щель, естественно, не обнаружила.
Я собралась было уже удалиться, но здесь до моего чуткого слуха донёсся некий звук, отдалённо напоминающий стук. Я прислушалась ещё внимательнее – отдалённый стук не прекращался. Подумав некоторое время, я пришла к следующему заключению (интересный каламбур – пришла к заключению, находясь в заключении):
«Видимо, подобных карцеров, в этом концлагере (так я окрестила это место) довольно много. К тому же, не может быть, что пленницей этих извергов являюсь только я одна. Безусловно, должны быть и другие заключённые, пойманные бандитами и посаженные в, подобные моему, карцеры или погреба».
Насколько я помнила, меня провели в западную часть концлагеря, и спустили в погреб, который находился в некотором отдалении от основных хозяйственных и прочих построек. Получается, если рассуждать логически, то именно в этой части кошмарного лагеря для похищенных людей (теперь в этом я уже не сомневалась), находятся подобные земляные «камеры». Сколько здесь таких «камер» я не имела ни малейшего понятия, но, видимо, их было немало.
Я снова глубоко задумалась, пытаясь как можно яснее представить сложившуюся ситуацию. Мне вспомнилась великолепная книга «граф Монте-Кристо», где произошла, как мне казалось, подобная ситуация. Значит, не всё ещё потеряно. Видимо, кто-то увидел или почувствовал, что моя «камера» теперь не пустует и хочет пробиться ко мне (но каким образом?), или же установить со мной хоть какую-нибудь связь.
Азбуку Морзе, понятное дело, я не знала. Но всё же рискнула ответить на стук, хотя слышался он мне, как я уже отметила, очень тихо и приглушённо. Но чем стучать? Если своим слабеньким кулачком, то никакого толка не будет, кроме того, что я отобью себе кулак, да и всю руку. Я посмотрела, не валяются ли на земле какие-нибудь камни, но вскоре убедилась, что вся моя камера «чистая» (видимо, подобные случаи были предусмотрены начальством).
Неожиданно мне на ум пришли интересные мысли:
«Ведь, моя «камера» вырыта в обыкновенной земле и тщательно утрамбована. Но это совсем не значит, что нельзя, например, острым ножом или острым камнем, не проделать отверстие к соседу или, вообще, соорудить ступени наверх. Может быть тот, кто пытается перестукиваться со мной, как раз и хочет добиться именно этого. Поэтому, так как мне терять, собственно, нечего (неизвестно, сколько времени продержат меня здесь бандиты, прежде чем продать за границу, или, что-то там со мной нехорошее сотворить), мне необходимо хитростью заполучить, хотя бы обыкновенный перочинный или острый столовый ножик, ну, на худой конец, крепкий камень с острыми углами. Но вот как это сделать? Думай, голова, думай».
И вот здесь я почувствовала, что моя гордость и независимость в данной ситуации могут выручить меня. Еду мне приносили иногда завхоз, иногда физрук, поэтому на голод я не жаловалась, тем более, что всегда была неприхотлива в еде. Они спускались ко мне в яму по приставленной лестнице, а затем эту лестницу сразу убирали. Но однажды еду мне опустил какой-то неизвестный мне человек в одежде повара. Затем он всё чаще и чаще стал приходить с едой. Мне, хотя и с трудом, удалось установить с ним неплохой контакт, мы понемногу начали разговаривать друг с другом.
Постепенно я разработала план, в общем-то, довольно наивный, но если бы он удался, я бы оказалась в крупном выигрыше и смогла бы действовать более решительно.
Я видела, что повар, или был человек недалёкий (извините, не человек, а неведомое пока мне существо), или же, скорее всего, находился под своеобразным гипнозом руководителей этого лагеря. И я решила этим воспользоваться, тем более что с определённого дня только он стал приносить мне завтраки, обеды и ужины.
Однажды я ему, как бы, между прочим, сказала, что мне не нравится, как нарезан хлеб. Он выпятил на меня удивлённые глаза. Тогда я разъяснила ему:
«Я дома привыкла есть более тонкие ломтики. Принеси в следующий раз кухонный нож, да поострее, я тебе покажу, как мне надо нарезать хлеб». Сказав это, я состроила милую обольстительную улыбку. Повар поморгал глазами и быстро удалился.
Я понимала, что страшно рискую, что он может ненароком сказать об этом начальнице или завхозу. И те моментально обо всём догадаются. Но мне повезло. Он не сообщил о моей просьбе никому (а, может, обворожительная улыбка подействовала?).
Он принёс мне ножик и четверть буханки хлеба к следующему обеду, и я стала тщательно показывать ему, какие тонкие ломтики мне приятно кушать. Повар (или кто он там был на самом деле) смотрел на мои действия очень внимательно, не говоря ни слова. Потом я подошла к нему и прошептала:
«Какой ты милый? Ты мне так сильно нравишься!»
Здесь необходимо оговориться, что повар, действительно, был симпатичный, хотя мне абсолютно безразличен. После первого шёпота я подошла к нему вплотную и положила руки ему на плечи. Он явно ничего подобного не ожидал и был в полнейшем ступоре. От растерянности и неловкости он, казалось, потерял дар речи. Он просто не знал, как ему поступить, на такое моё поведение повар явно не рассчитывал.
Тогда я осторожно перешла к осуществлению самой основной моей цели. Прижавшись к нему сильнее, я прошептала:
«Мы видимся с тобой довольно редко. Кто знает, сколько ещё времени тебе придётся носить мне еду. Может быть, уже завтра или даже сегодня тебя заменят кем-нибудь другим, тем, кто мне совсем безразличен. На всякий случай, оставь мне на память о себе, то есть о человеке, которого я полюбила почти с первого взгляда, какую-нибудь вещицу».
В полнейшей растерянности, повар пробормотал:
«Что же я могу тебе оставить? У меня с собой ничего нет. К тому же я сам подневольный человек и служу своим господам».
Вот это да. Он употребил слово «господам». Значит, выходит здесь, действительно какое-то особое странное место, где есть господа и слуги. Тогда я решила расширить свой план и осуществить его как бы в несколько этапов. Сначала я сказала так:
«Ты говоришь, что у тебя ничего с собой нет. А этот кухонный ножик? Он, хотя и не твой лично, но ты так часто им пользовался, на нём так много твоих прикосновений, что глядя на него, я буду представлять тебя. Неужели на вашей кухне так мало ножей и все сразу заметят пропажу, если, конечно, ты сам не скажешь об этом».