Незваный гость
Шрифт:
— Давай, Старунов, — кивнул пристав, — по порядку. Кто в тот день дежурил? Кто о трупе сообщил? Кто за ним поехал?
— Дежурил я, посетителей особо не было, я приказ отпер да возился с бумагами, жалобы в приходную книгу оформлял. Евсей Харитонович тоже… То есть пришел чуть погодя…
Трость Волкова, прислоненная к шкапу, мерцала уютным янтарным светом. Так себе чародейство, призванное доброжелательную атмосферу создавать, чувство безопасности, мелочь, одним словом. Но юному письмоводителю и того хватило. Старунов описал
Тут младший чин начал размазывать по щекам свежие слезы.
— Дядька Евсей велел мужикам на дерево лезть, веревку резать. Мы покойника в рогожку завернули да в приказ отвезли.
— Дознание проводили?
— Какое еще дознание? Все и так понятно, Степан Фомич, — Старунов сглотнул, — от бесчестья руки на себя наложил. Он ведь не простой мужик был, из благородных, офицер, хоть чипа и невысокого. Давилов так и сказал нам: давайте-де, ребяты, пристава нашего имя трепать не будем.
Волков подумал, что от бесчестья в Берендии пулю себе в лоб пускают, а не на сук лезут, тем более оружие при Блохине было, но озвучивать мыслей не стал, спросил с отеческой лаской:
— В чем же бесчестие, Ванечка?
Старунов поднял на него заплаканные глаза, зрачки были янтарного цвета, протяжно всхлипнул.
— Огромные деньжищи нашему приставу предложили, он не устоял, честью поступился. А исправить уже ничего не смог.
— Деньги нашли?
— Не искали даже, чтоб позор не множить. Записали в рапорт: руки на себя наложил от рассудка помутнения.
Волков пружинно поднялся, приоткрыл оконную створку, чтоб развеять кабинетную духоту, щелкнул по навершию трости.
— На револьвере гравировка «НБ». Как подругу Блохина звали?
— Подругу? — Оживившийся от свежего воздуха младший чин сально улыбнулся. — Да обычно — Зизи, Мими, Жужу, как там еще девиц беспутных прозывают. Ходок наш пристав был именно по этой части. Еженедельно в бордель наведывался.
Уточнив название заведения, Григорий Ильич подчиненного отпустил.
Над головою все еще грохотали, работа в квартире шла полным ходом. Надев пальто, Волков покинул приказ и отправился обедать.
Полученная информация сортировалась автоматически, не требуя сосредоточенного внимания.
«Осторожно, Грегори, эти лизоблюды уже одного пристава уморили, и за тебя могут приняться», — пошутил он про себя, улыбнувшись отражению в витрине ресторации. Дело оказалось не особо сложным, как говаривал один знакомый по туманной столице мистер, на одну трубку. Сражаясь с чудовищно пережаренным бифштексом, Григорий Ильич поглядывал на улицу, задерживая взгляд на раскрасневшихся от мороза личиках местных барышень. А хороши берендийки, особенно молоденькие, после тридцати их обычно разносит во все стороны, ежели замуж
— Какие люди! — разнеслось по зале. — Приятного аппетита, Григорий Ильич.
Волков поклонился господину Чикову, сбрасывающему на руки официанта шубу. С Сергеем Павловичем он познакомился в поезде, когда Хрущ представлял молодого человека своему хозяину — всесильному Бобруйскому. Хрущ был тот еще проходимец, адвокатишка, на руку нечистый. Обслуживал всех, кто мог заплатить, и в родном Крыжовене, и в Змеевичах; были у Волкова с ним кое-какие дела, в полицейские отчеты не включенные. Чиков же мог произвести впечатление скорее приятное, если бы не блуждающий взгляд, выдающий пристрастие красавца-брюнета к курению опиума.
— Присаживайтесь со мной, Сергей Павлович, — предложил Волков любезно.
— А я ведь вас в приказе искал, — сообщил поверенный, устраиваясь напротив.
— Неужели?
Чиков бросил официанту:
— Как обычно! — И кивнул собеседнику с дружелюбной улыбкой: — Гаврила Степанович велел всенепременно вас к себе пригласить.
— Передайте господину Бобруйскому мое нижайшее почтение. Непременно визит нанесу, только с делами в приказе разберусь.
— Завтра.
— Простите?
Официант поставил перед Чиковым глубокую тарелку со щами, шкалик водки, рюмку, тарелочку с толстыми ломтями серого ноздреватого хлеба, налил из шкалика. Адвокат принял рюмку, опрокинул в рот, занюхал горбушкой. Волков мысленно поморщился.
— Хорошо! — отпустил Чиков официанта. — Мы, Григорий Ильич, люди простые, к бифштексам заграничным не приученные, нам бы щец под водочку да к милке под бочок. Желаете?
— К вашей милке под бочок? — подмигнул Волков.
Адвокат рассмеялся, выпил вторично.
— Так о чем бишь я? Да! Гаврила Степаныч у себя прием завтра устраивает, в честь возвращения на родину. Вот на него-то вы и званы. Делами отговариваться не советую, обидите Бобруйского, а он злопамятен, в Крыжовене вам более не служить.
Сергей Павлович с аппетитом откушивал, жир тек с нижней губы на подбородок. По всем признакам, недавно адвокат принял в себя любимого зелья, оттого был благостен, расслаблен, сверх меры разговорчив. Волков прожевал кусочек мяса, запил водой из хрустального бокала. Чиков продолжал с набитым ртом:
— Предшественник ваш, Блохин, умудрился хозяину дорожку перейти. И где он, Блохин?
— А его тоже в супруги Марии Гавриловне готовили? — улыбнулся Грегори, стремления купца он еще в поезде для себя уяснил. — Не сложилось?
— Дурак он был, Степка. Ему и денег дали и… — Чиков выпил еще, потряс пустым шкаликом, чтоб еще принесли. — Вот его Бог за дерзость и наказал. Или, наоборот, дьявол.
Холодные иголочки, возникшие под черепом бывшего констебля, предупреждали об осторожности. Дали денег. Взял. Бесчестие.