Незваный гость
Шрифт:
Интерес к моим сердцам немедленно испарился. Дунька потасовала, отдала хозяйке колоду.
— Значит… — начала Губешкина. — Это сызнова смерть выпадает. Еще одна? Погоди, погоди… Три? Вот эта вот мужская карта и…
Она собрала картинки, смешала задумчиво, раскинула не глядя, вздохнула и опустила глаза к столу.
— Чего там, барыня? — испугалась Дуняша.
— Собирайся, загостились мы.
— Чего?
— Того. Смертей три, и ни одна из них к нам касательства не имеет.
— А они уже произошли? — полюбопытствовала
— Того не скажу, не близкие люди.
— Так я мигом, — подскочила служанка, — тогда и Федор Федорович нас в Крыжовень отвезет.
— А мне нужно с неклюдами, что нас приютили, попрощаться.
И женщины вышли из шатра, придерживая друг друга под руки. Потому что водка зло!
Приказной Степанов, будто избавленный от морока, схватил со стола горбушку и стал хлебать свой остывший уже бограч. Шандор набил трубочку, затянулся, выпустил к потолку колечко дыма.
— Деревенский мужик какой-то твоих баб в табор привез, гадалка в ноги барону упала, упросила оставить, от смерти неминуемой сберечь. Это мне мами рассказала.
— Всем в Берендии неклюдское свойство беглецов принимать известно.
— Законы у нас такие.
— Да я не в укор.
— Хорошо, что ты их назад заберешь, — пыхнул дымком Шандор. — Мами говорит, гадание у твоей Зары вовсе чудное, на наше непохожее, опасается бабушка, что эта инаковость неприятности принести нам может.
Мы помолчали. От сытости клонило в сон. А неплохо было бы покойного Блохина во сне увидать, ножик его рассмотреть, спросить про всякое. К примеру, как его листочек из кисета прочесть или куда он чародейские стекла от Крестовского приспособил?
— Стекла? — спросил вдруг Федор, откладывая облизанную ложку.
Неужели я вовсе вслух размышляла? Перфектно.
— Не простые, чародейские.
— Так любые плавить можно, — сообщил приказной Степанов, как я пару минут назад выяснила, Федорович. — Ходил я к стеклодувам за эдакой работой. Только крестов там никаких не было.
— Погоди. — Сон как рукой сняло. — Блохин тебе эту работу поручал?
— Ну да, то есть короб дал берестяной, увесистый, велел на Вокзальную свезти, там мастеровые — те, которые не в артели, проживают. Гнумы то есть.
— Как мастера кличут?
— Так стеклодув он. И короб бренчал по-стекольному, и после, когда его открыли…
— Что велел Блохин?
— Письмо передать до купы и ответа дождаться. Ох, доложу вам, и любопытное это ремесло! Гнум из короба все в чугунок такой хитрый пересыпал, меня к мехам определил, чтоб жар, значит, надувал.
— Когда это было?
— Точно не помню, снега еще не было, но листва с деревьев сошла.
— Дальше что? В какую форму стекло переплавили?
— Ничего такого, я даже удивился неприятно. Шишечка малая получилась. — Федор отчеркнул большим пальцем на ладони. — Вот такусенькая.
Подбежав к очагу, я подобрала уголек и, вернувшись, сделала рисунок на столешнице.
— Похоже?
Степанов
— Похоже, только та белая была.
Тихонько зарычав, я стукнула себя по лбу.
«Дурында ты, Попович! Забыла, с кем дело имеешь? С чародеями! А у этой публики ничего просто так в клозетных бачках не валяется. Это ведь ручка от цепочки, которой ты так легкомысленно при обыске пренебрегла. Ты всем пренебрегла, и самой цепочкой и кисетом. Рун ты не заметила своими очками слабосильными? Стекло сквозь стекло не разглядела? Нет тебе прощения!»
Художества со столешни я стерла ладонью, плевать, что примета плохая, я и без примет маху даю будь здоров. Поклонилась Шандору:
— Спасибо, дядька, за помощь, благодарность мами своей от меня передай и от лица всего берендийского сыскного департамента.
Федор тоже махнул поясной поклон и вышел к саням.
— Чудная ты барышня, Попович, — сказал неклюд. — Не в обиду, на воительниц древних похожа, но не воин ни разу, по-крестьянски проста, но хитра сверх меры, хороша, но красотою не дорожишь. Как в тебе только эти противоречия умещаются?
— Перфектно, — гордо расправила я плечи.
— Вижу, что перфектно. Бесника своего увидишь, привет от табора на Крыже передай.
— Всенепременно.
— И не морочь парню голову.
— Чего?
Шандор шевельнул ноздрями.
— Пахнешь ты больно вкусно, непременно он вокруг тебя кругами ходит.
— Ваши мужчины, дядюшка, ни единой девицы не пропускают, чтоб не обнюхать.
— И то правда.
Мы вышли из шатра, Федор уже устраивал в санях Губешкину с Дуняшей.
— Ну, прощавай, сыскарка столичная. — Неклюд обнял меня и поцеловал троекратно по берендийскому обычаю. — Поймай и накажи всех тутошних злодеев, если уж у нас кишка тонка оказалась.
Поцелуи я стерпела, хотя были они далеки от отеческих. Неклюд, а туда же. Седина в бороду, бес в ребро. Пахну я ему! И поделом Мишка его озеленил. Заблаговременно, можно сказать, рассчитался.
Ехали уже глубокой ночью. Женщины в санях дремали, я воздерживалась, а ну как засну и на дорогу свалюсь, приказной Степанов понукал лошадку без злобы. Мело. Наверное, последняя в этом году метель.
Лед на Мокоши перед рассветом стал потрескивать, примета верная, скоро начнется ледоход, а с ним придет в столицу настоящая весна.
Семен Аристархович любовался речным пейзажем из окна своего кабинета, за его столом Иван Иванович сосредоточенно дул на чай в огромной кружке. После бурной ночи чародею требовалось обильное питье. Хмель Зорин блокировать умел лучше прочих, но накануне время упустил, хорошо сидели, душевно, беседовали интересно под коньячок, а после уже поздно стало, задачка с преизбытком чародейских сил забрала. Теперь терпеть приходилось да обычными средствами похмелье лечить.